А я уже беременная Машкой была. Вот и родила преждевременно, совсем кроху, – Стеша погладила Бурана по голове, – вот как тебя тогда беспомощного нашла, помнишь?
В ответ и благодарность, Буран лизнул горячим языком руки хозяйки, а она продолжила свои воспоминания.
– Долго её в больнице выхаживали, всё равно стали развиваться изменения белого вещества головного мозга… Артём мне тогда здорово помогал, он на тот момент окончил институт, устроился работать. Каждый день приезжал к нам в больницу, дом весь на нём был, хозяйство. Тогда мы еще держали и корову, и курочек с утками. Когда Машеньку выписали, я все силы кинула на реабилитацию ребенка. Сложно было в то время. Хотя, наверное, лечить своих детей всегда сложно. Особенно когда ни денег, ни связей.
Стеша достала кисточку и, окунув мягкую щетину в банку с краской, принялась аккуратно и монотонно красить оградку в небесно-голубой цвет.
– И ты знаешь, – посмотрела она на Бурана, лежавшего под тенью раскидистого клёна, – у Машеньки даже стала наблюдаться положительная динамика. И тут новая беда: сыночек мой, Артёмка, попал в автомобильную аварию. Все выжили, представляешь: и водитель, который не справился с управлением, и пассажир рядом, а вот Артемка погиб на месте. Если бы не Машка – легла бы в могилу рядом с сыном. А я ведь даже похорон не помню. В воспоминаниях остался только жизнерадостный и предприимчивый мой помощник, мой сыночек Артём. Может это и к лучшему…
Потом нас с Машей направили на реабилитацию в Санкт-Петербург. Но на третий день пребывания у неё моментально развивается пневмония, с которой врачи не смогли справиться…
А я ещё на тот момент не сняла траур по Артему…
Дорогу домой помню, похороны Маши помню, и то, что не плакала совсем, тоже помню. Жизнь просто остановилась. Она просто лишилась смысла, настоящего и будущего. Нет, меня, конечно, старались поддержать и коллеги с работы, и соседи. Приходили, разговаривали, готовили еду, выводили на улицу. Но я ни с кем не могла общаться, молчала и смотрела куда-то, в пустоту… Туда, где раньше у меня была семья.
И время не лечит. Оно лишь слегка возвращает тебя к жизни, в которой ты должна работать, содержать себя, свой дом и чтить память о тех, кого рядом нет. Вот и я вернулась… Ведь если меня оставили на этой земле, значит для чего-то, да?
Буран, конечно не понимал всех слов и всей истории, рассказанной ему хозяйкой, но по интонации остро ощущал, какая боль и печаль присутствовала на душе Стеши. Он интуитивно прочувствовал всё эмоциональное состояние своего Человека. И на обратном пути с кладбища домой пёс уже не носился по полям, не прыгал за птицами, засидевшимися на тропинке, он просто шёл со Стешей рядом, по правую руку, изредка поднимая на неё свои каштанового цвета глаза. Он словно хотел ей сказать: «Я рядом», «Я тебя не брошу», «Я весь от черного носа до кончика хвоста – твой!»
Так они и жили вдвоём душа в душу, спокойно и счастливо. Когда Степанида Андреевна вышла на пенсию, Буран никак не мог понять, почему хозяйка теперь всё время дома. Но в тоже время он был безмерно рад такому стечению обстоятельств, ведь теперь ему не приходилось скучать в одиночестве.
Осенью Стеша брала его с собой в лес собирать грибы. И Буран реально помогал ей находить в укромных местах толстые боровики или рыжие ароматные лисички. Зимой они вместе чистили снег на участке, и Буран обожал прыгать в огромные белоснежные горы, которые вырастали во дворе. По весне сажали картошку, морковку и другие овощи. Буран с удовольствием выкапывал ямы и не понимал, почему Стеша иногда ругалась, если выкопаны они были, по её мнению, не в том месте. А летом с самого утра было много работы: полоть, поливать, собирать урожай… Но больше всего любил Буран редкие походы на речку, когда можно было вдоволь купаться и гонять диких уток, которых с каждым годом на водоёме становилось всё больше и больше. Ходили они или рано утром или уже поздно вечером, чтобы не пересекаться с отдыхающими, ибо мало кому понравится, когда, выпрыгивающее из воды мохнатое чудо беззастенчиво стряхивает на тебя капли с шерсти.