– Меня должны ждать, – заметил я.

Выражение мясистого профиля расшифровывалось однозначно: «Еще чего!» Право, я так и предполагал, что мне здесь будут не особенно рады.

Но я выстоял едва ли больше пяти минут, как встречающий ввалился в противоположную дверь. Был он кругл и красен; забежав с улицы, потопотал ножками, обивая снег, и тут же крикнул мне через голову женщины-бойца: «Гомельский?» Я только кивнул, и он поманил меня за собой.

Моих будущих хозяев мы ждали минут сорок. Центральная лаборатория объединения укрывалась в одноэтажном кирпичном сарае, пристроившемся справа от проходной. Цеховые корпуса уходили прочь тремя мощными колоннами, а вот интеллектуальная составляющая производственного процесса ютилась в каменной избе, постройки ну минимум столетней давности. На бетонных ступенях крыльца наросли уже весенние наледи, и сочившиеся капелью сосульки подстерегали неосторожных посетителей.

Узкий коридор упирался в филенчатую дверь, многослойно закатанную каким-то подобием половой эмали. Поверх основной краски тонкая кисточка вывела серебрянкой: «Спектральная лаборатория». За дверью жужжала техника и гомонили женские голоса. Время от времени в коридор вылетали распаренные девчонки в черных халатиках. Мы с Олегом Васильевичем вжимались в стену, а они, едва стрельнув на бегу глазками, мчались ко входу, сворачивая в конце этой трубы чаще налево, где была еще одна рабочая комната, но иногда и направо, в туалет.

Но мы-то торчали совсем перед другой дверью: двустворчатой, обитой черным дерматином, по которому еще медными обойными гвоздиками мастера выстроили затейливый орнамент. Латунная же табличка, прикрытая от вредных воздействий оргстеклом, оповещала, что мы находимся в преддверии резиденции начальника центральной лаборатории объединения Натальи Геннадьевны Провоторовой.

Мне надоело торчать в коридоре, и я отпросился покурить на воле. Снаружи тоже было, впрочем, не многим приятнее. Разве что солнце, чуть приподнявшись над крышами, слегка пригревало сквозь пепельную дымку. Собственно, эта пленка липла к небесному своду где-то высоко-высоко, а прямо над моей башкой сплетались разноцветные охвостья дымных столбов. Заводские трубы – их было не меньше двух десятков – пыхтели рьяно и бесперебойно. Да еще день выдался на удивление тихий, и вся эта радужная копоть и гнусь оседала на стены и лица. Я пару раз прокашлялся и подумал, что если уж утвержусь на этой территории, то вполне будет возможно экономить на куреве. Взялся было за обмерзшие перила, и тут из-за угла вывернули двое.

Первое впечатление от этой парочки меня позабавило: их шапки колыхались хотя и вразнобой, но вровень. Мужчина был выше меня где-то на полголовы минимум, значит, женщина выдалась и вовсе гренадерского роста. Они спешили, дама опережала спутника на шажок, или же тот жался в сторону, заступая с расчищенной дорожки в серый снег. У крыльца они по очереди постукали обувь веником, как-то по-домашнему притулившемуся у нижней ступеньки.

Я пропустил парочку вперед и сам, не спеша, двинулся начальству вслед. В том, что наконец-то прибыла власть, у меня никаких сомнений не было. Одним взглядом Наталья Геннадьевна сразу сцапала меня в полный рост – от хвостика на берете до набоек на микропористых каблуках.

– Вот ты мне объясни, Ежиков, откуда он такой взялся?! – услышал я, остановившись у распахнутой настежь двери; хозяйка разматывала с себя шарф и одновременно протискивала объемное бедро в щель между столешницей и креслом.

Я понял, что пришелся ей совершеннейшим образом поперек. Уже начал сочинять фразу поядовитее, дабы откланяться поэлегантнее, но тут зазвякал один из трех телефонов, выстроившихся углом на краю стола. Я не понял какой, но начальница схватила нужную трубку безошибочно. Желтый и красный молчали, а в зеленом что-то зажурчало.