– А что тебе больше нравится? – отшутился он. – Выбирай.

– Не цель, но путь, – подняв палец, важно произнес Смелянский. – Не повод, а суть.

– Плохая рифма, – сказала Лена. – Примитивная.

И вино тоже, подумал я; интересно, каким окажется мясо?

Вбежала Надежда, выставив вперед сковородку, и мы засуетились, деля порции и разбирая стулья.

– Я хочу выпить. – выпалила Надежда, когда мы наконец разместились у стола. – Я предлагаю тост за рассказ, который написал Сережа. Он его только что закончил и сейчас прочтет нам.

Меня всегда занимала небольшая проблема – куда у людей пропадает разум, как только разговор заходит об их работе? Подумать только – как легко сделаться нам смешными. Пока хозяин нес папку с десятком листов от стеллажа до стола, она вдруг рассыпалась у него в руках. А я однажды видел, между прочим, как он поймал сбитый со столешницы стакан. Кто-то в суете и спешке задел его рукавом, тот скользнул через край, а Граф и стоял-то вполоборота, но вывернулся и сгреб граненого друга; выпрямился, поставил его на стол – и все это единым движением. Сейчас же он никак не мог подцепить с пола одну бумажку. Она распласталась по полу, прилепившись к крашеному дереву, и никак было ее не подцепить коротким ногтем, пока Надежда не наклонилась сама. Но они собрали чернеющие машинописью листочки, и Граф принялся читать свой рассказ. Право, уж лучше бы он этого не делал.

Двенадцать страниц было в этом рассказе, стало быть, читал Сергей его около часа. И все это время какой-то солдатик, измышленный автором, таскался по пыльным улицам военного городка. Что-то он искал с первой фразы до самой последней. То ли душевную беседу, то ли теплую бабу. С кем-то он заговаривал, кто-то его приглашал, но все это было не то, и он проходил мимо, несчастливый, но гордый. Диалогов не было вовсе, только описания, подробные и неуклюжие перечисления ненужных вещей, случайно выхваченных равнодушным глазом среди прочих. Я сам скучал и косился изредка на Лену и Мишку, воображая, как им сейчас отвратителен этот бред. Тоскливо было служивому тащиться в непроглядной тьме, в непролазной грязи мимо светлых окон и тяжелых портьер. А нам про все это слушать, говоря по-честному, становилось просто мучительно. И вдруг перед солдатиком вырос комендантский патруль, и тут я уже встрепенулся, думая, что Граф вряд ли упустит случай описать лихую потасовку. Но герой этот безропотно отдал просроченную увольнительную и послушно повлекся вослед суровому старлею. И два таких же прыщавых олуха, только с притороченными к ремням штыками, шествовали по бокам… Вот и все. Что-то куда-то тянулось, но так никуда и не пришло. На что только он угрохал свое время и зачем так бездарно потратил наше?..

– Ты неправ, – сказала Елена.

Помню, что внутренне я как-то сразу с ней согласился, но постарался не показать своей слабости. Впрочем, на самом деле был отчаянно занят, разбираясь с сосисками: сдирал прикипевший целлофан, стараясь оставить на оболочке поменьше мяса.

– Все глубоко продумано, тонко и сложно выстроено. Здесь такая многоуровневая архитектура.

Столовая была забита голодным народом, но нам достался отдельный столик. Почему-то в тот день мы обедали в главном здании. Обычно я бегал в первый корпус – там кормили дороже и дольше, но много лучше Я столкнулся с Леной у библиотеки, она с утра засела в «фундаменталку» переводить статью для обзора, и мы решили поскорее бросить в рот что-нибудь горячее.

– Не случайный текст, не только цепочка отрывочных впечатлений. А тщательнейшим образом отлаженная система взглядов.