Вальяжной походкой Адам направляется к кровати и садится на самый ее край. Теперь я действительно осознаю, что нахожусь в его комнате. Он так гармонично смотрится здесь, сидя сейчас на этой постели. Как я раньше не догадалась? Ведь вся обстановка так и кричит, что эта комната принадлежат ему.

Взгляд Адама останавливается на сломанном стуле и сложенных сверху вещах. Я тяжело выдыхаю от мысли, что Адам понял, чьих это рук дело. Охрана упорно игнорировала мои просьбы забрать их. В красках представляю, что Адам устроит мне за порчу имущества. Спустит обратно в подвал? При воспоминании о сыром, холодном и темном помещении меня передергивает. Однако Адам спокойно переключает внимание на меня, словно ничего не видел.

– Кто тебя сюда привел? – Он разминает шею, не сводя с меня пытливого взгляда.

– Ваши конвоиры не называют имен, – неловко пожимаю плечами. —Они вообще ведут себя, как немые, – уже тише бубню себе под нос.

Откуда я могу знать, кто из них меня привел? Натягиваю по привычке рукава черного мужского свитера, чтобы спрятать ладони. И тут до меня доходит, что я одета в его вещи. Сменной одежды у меня с собой нет, поэтому пришлось надевать то, что лежало в комоде. Щеки обдает жаром от неловкости. Ведь Адам явно заметил, что я стою в его вещах, но ничего не сказал.

– Конвоиры? – Адам заходится заразительным смехом, запрокинув голову, и его грудь ритмично вздымается. Его реакция немного успокаивает меня. Сегодня я не чувствую исходящих от него волн агрессии и неприязни по отношению ко мне, как в нашу первую встречу. Что-то в нем изменилось. Это ощущается в его взгляде, спокойном тоне и плавных движениях.

– Простите, я не знаю, как правильно называть ваших людей, – немного смущенная его веселой реакцией, отвечаю я.

– Они солдаты, Белла, – спокойно произносит Адам своим низким голосом. Мое имя в его устах звучит так легко и непринужденно, как будто мы знакомы тысячу лет и он произносит его как минимум сотню раз в день.

Они же не военные, интересно, почему именно солдаты? Я тактично решаю не задавать лишних вопросов, которые могут разозлить бандита. Мое молчание его совершенно не тяготит и не смущает, и какое-то время мы просто молчим: Адам – сидя на кровати и пристально разглядывая меня, а я по-прежнему стою, прижимаясь к стене и смотря куда угодно, только не на него.

Спустя какое-то время Адам встает и подходит к окну, находящемуся по правую сторону от меня. Он останавливается, заводит руки за спину, наблюдая за тем, что происходит за окном. Украдкой поглядываю на его точеный профиль, но не задерживаю взгляд надолго, чтобы он не заметил. Легкая щетина покрывает нижнюю часть его лица.

На удивление, в данный момент я не ощущаю всепоглощающего страха перед Адамом, как в прошлую встречу, несмотря на близость его тела. В комнате царит атмосфера спокойствия и некой обреченности. Чувство, что этот тот самый момент, шанс, который нужно использовать, расположив Адама к себе, воодушевляет меня.

Сейчас он выслушает меня, поверит и отпустит! Главное – начать, ведь я оказалась действительно не той, которая им нужна!

Противоборствующей силой возникшему воодушевлению становится чувство вины. Адаму нужна дочь дяди Клиффорда, моя кузина. Отпустив меня, он выкрадет ее? Разве я могу так поступить с невинной девушкой, подставляя ее, обречь на мучения, что переживаю здесь я? Такого никто не заслуживает. Ведь, что бы ни произошло между дядей Клиффордом и Адамом, они должны сами решить свои проблемы, не впутывая в свои разборки невинные души. Вины кузины здесь нет, как и моей.