В мои мысли врывается картинка вышедшего Ника. Пипец. Мачо в боксерах – такое же горячее зрелище, как и в полотенце, и меня обдает жаром. Злясь на себя, я вымещаю недовольство на нем:

               – Я просила не ходить… – запинаюсь, ведь слово «голым», которое я только что хотела произнести, опять подвергнется критике, и он возразит, что на нем даже не полосочка ткани, а целая единица одежды.

               Однако Никита итак понимает мою недосказанную фразу и, поскольку не в его привычке держать язык за зубами, тут же усмехаясь спрашивает:

               – Как же ты будешь смотреть на меня на пляже?! 

               – Я буду смотреть не на тебя, а на океан, – бормочу я, понимая, что опять веду себя не как адекватная девушка, а как ущемленная феминистка.

               Только вот его усмешка не дает мне сбавить обороты, и я, взглянув на уложенные в красивую волну волосы, начинаю подкалывать сама.

               – Зачем столько геля, сладенький?

               Обезоруживающая улыбка отскакивает от брони злости, в которую я себя поместила.

               – Чтобы волосы красиво лежали.

              Оттого что я кривлюсь, он продолжает:

               – Мне не нравятся ободочки для волос, а так в глаза лезут.

               – Подстричься не пробовал?

               – Я и так подстрижен, – новая улыбка в сто ватт, но я держу оборону. – У лучшего мастера в Питере.

               Я кривлюсь еще больше.

               – Черт, любимый всеми девчонками Крид ногти красит, и они пищат от восторга, а ты к гелю прицепилась.

               – А я не пищу, и я не поклонница сладких мальчиков.

               Он шумно выдыхает, показывая, что моя непробиваемая упертость его утомила.

               – Как любительница истории ты должна знать, что раньше вообще мужики носили лосины, каблуки и водружали на голову парики…

               – А сейчас так непринято!

              Мы меняемся эмоциями, теперь кривится он, и я продолжаю:

               – Только не говори мне, что ты за толерантную Европу, где детям предлагают при желании скорректировать свой пол!

               –  Нет. Но я за желание человека быть красивым без деления по гендерному признаку!

               Понимаю, что баталии с ним конкретно выжимают меня, а впереди еще целый день в его обществе, и я закругляюсь и демонстративно отворачиваюсь. Ник тоже, похоже, больше не желает состязаться в остроумии и, видимо, одевается, так что у нас наметилась временная передышка.

              Завтрак «шведский стол», предоставляемый в отеле, просто фантастический, с большим выбором качественной еды. Мясные деликатесы, сыры, рыба, овощи, фрукты, выпечка... Можно перечислять и дальше, но я отмечу только то, что, помимо стандартных чая-кофе-соков, подается также игристое вино. Хотя чему я удивляюсь, в этом отеле все по высшему разряду.

               Хочется съязвить в духе сладкого парня, уплетающего за обе щеки свою новую гору из еды, а как же «пансионатная» кухня, но я еще не отошла от наших пикировок в номере и не хочу его провоцировать. 

               Нахал, поймав мой изучающий взгляд, улыбается как ни в чем не бывало. Похоже, он уже и не помнит наши утренние бурные обсуждения.

               – Какие планы на сегодня?

               – Шестьсот километров.

               – Ночуем во Франции?

               Киваю.

               – Город Дурдан.

               Ухмылка, от которой хмурюсь, но произношу:

               –  Этот город – «колыбель французского королевства», возник на месте кельтского поселения в шестом веке и находится в сорока четырех километрах от Парижа.