Внезапно до меня доходит, что я все еще могу моргать. Медленно закрываю и вновь открываю глаза. Реальность снимается с паузы, и я вновь обретаю возможность слышать и двигаться. Тело ощущается то ли пушкой, ли реактивной ракетой. Маринка противно ноет, прикрывая прелести, которые только что осквернил другой, простынею. Стоп! Я так часто мотаюсь по командировкам, что акты осквернения, от которых она стонет и подкатывает глазки, должно быть, происходили частенько.

Вновь перевожу взгляд на сгусток биомассы, с которым она наставила мне рога. Он спешно втискивает пивной бурдюк в брюки. Жирный, лысеющий, старше нее на добрую двадцатку лет. Не пойму, что обиднее: сам факт измены или что она променяла меня на это.

Что ж, я не из тех, кто тихо закроет за собой дверь с другой стороны и молча уйдет в закат. Покрепче сжимаю пальцы в кулаки, чувствуя, как натягивается кожа между костяшками, и чуть подаюсь вперед готовый к рывку.

Прежде чем передать управление телом инстинктам и адреналину, что гуляет по венам, «срисовываю» ситуацию, как в какой-нибудь видеоигре. Маринка стоит на коленях на краю кровати. Одной рукой придерживает простыню, что соскальзывает с пышной «тройки», а другую тянет ко мне. И единственное, что мне хочется сделать с этой рукой, ─ это заломить за спину, чтобы Марине стало так же больно, как и мне сейчас.

Что до существа, на которое она меня променяла, то он жмется к стене, не зная, что предпринять. Смыться не выйдет ─ я стою в дверях, перекрыв раскачанными на тайском боксе плечами узкий дверной проем.

Каждый нормальный мужик ─ это ходячая адреналиново-тестостероновая бомба, и есть только два способа немного усмирить бешеный коктейль, что делает тебя собой. Первый — ввязаться в хорошую драку, из которой непременно выйдешь со стесанными костяшками и подбитым глазом. И второй — оприходовать свою женщину до потери сознания.

Бешеный рывок вперед. Пролетаю мимо ошарашенной Маринки, задев ту плечом, и оказываюсь рядом с соперником. Он что-то там лепечет, пытаясь остановить меня словами, но мой кулак уже сокрушает мясистый нос, покрытый рытвинами от прыщей. Костяшки приятно ноют, а в ушах теперь слышен только громкий хруст оседающего в черепушку носа. Хреновый из него соперник, и такую драку славной точно не назовешь. Мужик шмякается на пол кулем с дерьмом и выбрасывает вперед руки, пытаясь защитить голову, которая рискует не пережить дальнейшего знакомства с моими кулаками.

Вновь отвожу руку назад и выстреливаю кулаком, целясь уже в глаз. Однако эта скользкая тварь уворачивается, и мой кулак со всей дури врезается в стену. Боль настолько сокрушительная, что в глазах вспыхивают светлые круги. Пользуясь моей дезориентацией, соперник проделывает то, что планировал я: его кулак расквашивает левую бровь. Глаз заливает густой кровавый поток. Пока пытаюсь проморгаться, в челюсть прилетает хороший тычок. А потом еще один. Ухожу из-под града ударов, поплатившись за беспечность еще и разбитой губой.

3. Глава 2

Аглая

Зависает надо мной со скорбным выражением лица. У меня иногда такое чувство, что утром Роман составляет список дел на день, а потом принимается претворять намеченное в жизнь. И самое кайфовое в этом процессе ─ это именно вычеркивать пункты. Подарить подарок ─ сделано, оприходовать свою женщину в миссионерской позе ─ еще одна галочка. А я тут опять со своими «сложностями» подкатила.

─ Ну давай, ─ бросает он, стараясь казаться молодым, заводным и беззаботным.

Рома хоть и старше меня на пять лет, выглядит отменно, но внешность не всегда играет первостепенную роль. Проблема в том, что бодрость духа покинула его еще лет двадцать назад. Если вообще когда-то наличествовала.