— Что с Осиповой из третьей палаты? Она какая-то странная, — сказал я.

— От ребёнка отказалась, — вздохнула медсестра, отвлёкшись от заполнения документов.

— Почему? — не понял я. — Боялась, что он умрёт?

Мне такого было не понять, но это первое предположение, которое пришло в голову. Может, это какая-то защитная реакция? Но теперь-то с её малышом все будет в порядке! Что не так?

— Говорит, что о беременности узнала за пару недель до родов.

— Интересно, — хмыкнул я. — Из неблагополучных? По ней не похоже, что пьёт. Уставшая сильно, но явно не алкоголичка.

— Да нет, многодетная. У неё уже четверо, говорит, больше уже не потянет.

— А что муж?

— А нет мужа, — развела руки в стороны медсестра. — В данных об отце ребёнка прочерк.

Я пожевал нижнюю губу.

— Понятно. Значит, отказник.

— Уже связались со службой опеки.

— Может, ещё передумает? Поговорю с ней, — я направился обратно в палату.

Но, когда я вошёл, женщина уже спала. Или делала вид, что спит. Не стал будить и, поджав губы, пошёл в отделение скорой помощи, где в тот день дежурил. Почему-то подсознательно я был уверен, что Осипова уже не поменяет решения.

Я не мог представить, в какой ситуации она оказалась. Да и не хотел, если честно. Осуждал ли я её? Нет. Не в моих это правилах. Но все же становилось больно при мысли о том, что этого ребёнка, возможно, ждёт трудная судьба.

Очень скоро мне стало не до размышлений, ведь нам привезли экстренную пациентку.

— Майя Белова, двадцать шесть лет, — сухо сообщил мне фельдшер скорой, передав документы с описанием лечения, которое девушка уже успела получить, — двадцатая неделя беременности, подозрение на инфаркт. Была за рулём, врезалась в ограждение на дороге, очевидцы вызвали скорую.

Он говорил это, а у меня внутри все в один миг перевернулось. А в район солнечного сплетения будто уголёк упал. Это было физически больно, он невыносимо жёг. Я как будто испытывал гребанное дежавю! Попытался взять себя в руки.

— Какие-то сопутствующие травмы? — уточнил я, принимая вместе с медсёстрами пациентку, лежавшую на каталке.

— Больше ни на что не жаловалась, — покачал головой коллега. — Сработали подушки безопасности.

— Спасибо, — кинул я ему на ходу, удаляясь в отделение вместе с пациенткой.

— Майя, — посмотрел я на девушку, пока её подключали к кардиомонитору. — Слышите меня? Я кардиолог, мы вам поможем, хорошо?

Она испуганно закивала, хватаясь за живот.

— Что болит? Живот?

— Нет, — часто дыша, сказала она. — Давит, — девушка показала руками на грудь, подняв их к шее и голове, — сильно давит…

— Дайте ей кислород, — обратился к медсестре. — ЭКГ, кровь на анализы, — давал стандартные указания.

— Алексей Викторович, у неё вагинальное кровотечение, — сказала ее коллега.

— Нет! Нет! — вдруг закричала Майя, подхватившись на каталке, и впилась в мою руку ладонью так, что я ощутил всю силу её отчаяния. — Доктор, спасите ребёнка!

— У неё тахикардия[1].

— Пожалуйста, спасите малыша! — пострадавшая хватала ртом воздух, сорвав с себя кислородную маску. — Доктор, умоляю! Мой ребёнок!

— Майя, если мы не спасём вас, то и ребёнок погибнет, — попытался снова надеть на неё маску, но она не слушала, как безумная хватаясь за мои ладони и все время мотала головой. А потом вдруг обмякла и упала обратно на каталку.

— Давление падает, — сообщила медсестра.

— Фибрилляция желудочков[2]! — бросил быстрый взгляд на монитор, ощущая, как начинаю паниковать. «Возьми себя в руки! Возьми в руки, черт тебя дери!» — мысленно вопил я сам на себя. — Набор для интубации[3]! — скомандовал я. — Дефибриллятор[4]! — крикнул, когда вставил пациентке трубку, которая помогала ей дышать.