— Алексей, добрый день. Как ваш отпуск?

— Спасибо, вполне неплохо, — соврал я, заваривая чайный пакетик в бумажном стаканчике с кипятком. — А вы только для этого позвонили? — уточнил нетерпеливо, какая-то тревога не давала покоя.

— Нет… — замялась начальница. — Алексей Викторович, я хотела уведомить, что на вас подали жалобу, — выпалила она это так, будто самой было неловко произносить эти слова.

— Белова, — без тени сомнения сказал я.

— Белова, — вздохнула главврач. — Она обвиняет вас в халатности.

Я выругался, сжав стаканчик. Горячий напиток обжёг ладонь. Я зашипел, размахивая мгновенно покрасневшей рукой.

— Черт!

— Что случилось, Алексей? — встревожилась Ирина Николаевна.

— Ерунда, — кинул я, хотя руку безумно жгло. — Вы же знаете, что это неправда! Я не мог спасать ребёнка, как она того хотела. По всем правилам спасают мать. Тем более у неё был ещё слишком малый срок, чтобы плод выжил без материнской утробы!

— Лёша, успокойтесь, пожалуйста, я на вашей стороне.

— Ну хоть так, — невесело хмыкнул я. — И что теперь?

— Соберём комиссию, рассмотрим все досконально, вынесем вердикт. Я уверена, что вам не о чем волноваться. Но…

— Что ещё? — более грубо, чем хотел, спросил я.

— Адвокат Беловой предупредила, что они подали на вас не только жалобу в Минздрав, но и исковое заявление в суд, поэтому до выяснения всех обстоятельств я вынуждена отстранить вас от работы.

— У меня отпуск ещё больше недели, — нахмурился я.

— Да, и это очень хорошо. Но тяжба может продлиться и несколько месяцев. Но я всем скажу, что вы сами продлили отпуск, чтобы избежать лишних сплетен. Идёт?

— Разве мне что-то ещё остаётся? — вздохнул я. — Эта девушка совсем с головой не дружит.

Я был так поражён её поступком, что даже злиться больше не мог.

— Спасибо, что сообщили. Держите меня в курсе, пожалуйста.

— Хорошо, Лёша, крепитесь, правда на вашей стороне, — ободрила начальница и сбросила звонок.

Чая уже не хотелось. Да и рука болела. Теперь из-за этой… дамочки я могу ещё долго не выйти на работу. В том, что меня оправдают и никакой халатности в моем поведении не найдёт ни один специалист, я нисколько не сомневался. Но вот на какой срок затянутся все разбирательства — большой вопрос. Я же планировал выйти на работу через десять дней. А теперь вообще неизвестно, когда снова вернусь к операциям. С моей спецификой работы долгие перерывы делать нельзя. Нужно было оставить Белову, как говорили все вокруг. Оставить и констатировать смерть, как и положено по алгоритму. Подумал об этом и сам устыдился таких мыслей. Пусть будет здорова, только отстанет навсегда.

Вернулся к фельдшеру. Он со вздохом посмотрел на мою покрасневшую руку.

— Нелепая случайность, — коротко объяснил я.

— Давай перевяжем.

— Ерунда, — отмахнулся я.

— Не ерунда, сам что ли не видишь?

На ладони образовались пузыри.

— Ладно, давайте, — сдался я.

— Врачи, врачи! — засмеялся волонтёр. — Сапожники без сапог.

— Есть такое, — улыбнулся я, наблюдая, как Пётр Исаакович обрабатывает мне руку.

У одной из палаток царило оживление. Там столпились волонтёры. Я не сразу понял, в чем дело. От группы отделилась рыжая женщина, которая говорила с нами утром, и быстро пошла к нам.

— Пётр Исаакович, — заулыбалась она. — К нам пресса пожаловала. Берут у всех интервью. Скажете пару слов?

— Да что я? — засмеялся старик. — Смотрите, какой у нас помощник сегодня! Кардиохирург!

— Правда? — расширила глаза рыжеволосая.

— Алексей Самойлов, — протянул ей правую руку, которая, к счастью, не пострадала. Женщина приняла её и с радостью затрясла.