– Что-то грядет… А я ничего не могу сделать! – Проговорила она сама себе с некоторым отчаяньем.

Постояла еще немного, прислушиваясь к звукам леса. Тишина стояла небывалая. Ни белка по веткам не прыгнет, ни лисица не тявкнет. Тайга будто приготовилась к чему-то страшному, к чему-то неотвратимому. Ну что ж… Чему быть, того не миновать… Вдруг ее чуткое ухо уловило скрип снега под лыжами. С некоторым облегчением она прошептала:

– Ну вот… И Глебушка идет…

Прошло не меньше двадцати минут, пока этот звук не стал достаточно явным. А еще минут через пять, из-за угла дома показалась фигура мужчины. Он был довольно высок и широкоплеч. Овчинная куртка на груди была распахнута. Аккуратная окладистая черная борода и усы заросли куржаком, сквозь который были видны только яркие, как у бабушки, голубые глаза, искрящиеся весельем, прямой нос, да излом черных бровей. Баба Феша невольно залюбовалась внуком. Истинный потомок древнего славянского Рода. Предки бы им гордились. Увидев бабушку, стоявшую посреди двора, остановился, снял варежки, и весело проговорил:

– Ба…! Ты могла бы снег и с дороги тоже убрать. Еле до тебя добрел. Вот уж замело, так замело… – Потом огляделся, и добавил: – А у тебя все по-прежнему, как у старушки-феи в садочке из сказки о Снежной Королеве. Тишь, да гладь…

Баба Феша с любовью посмотрела на внука и чуть насмешливо ответила:

– Глебушка… да где ж ты дорогу-то тут увидел? А насчет, «тишь, да гладь» – это ты пальцем в небо. – А потом, словно опомнившись, что не следует внука сразу с дороги загружать проблемами, торопливо проговорила. – Ну чего стоим-то посередь двора? Пойдем в дом, я уж и пирогов напекла, твоих любимых с капустой, да с брусникой…

Глеб снял лыжи, аккуратно поставил их возле крыльца, охлопал себя рукавицами со всех сторон, стряхивая снег с одежды, и принялся гольцом обметать высокие унты на собачьем меху. Стянул с плеча карабин, а затем скинул из-за спины довольно увесистый рюкзак. Приподняв легко в руке плотно набитый вещмешок, проговорил:

– Тут все, что ты просила.

Баба Феша кивком поблагодарила, и первой вошла в дом. Усадив внука на лавке, принялась хлопотать, накрывая на стол, изредка, с нескрываемой тревогой поглядывая в окно. Беспокойство бабушки не прошло незамеченным, и, когда она, закончив выставлять пироги, да самовар на стол, села напротив него, спросил:

– Рассказывай, что тут у тебя стряслось.

Баба Феша попыталась было увильнуть от вопроса.

– Ты ешь, ешь… Об этом после…

Но внук решительно отодвинул от себя чашку с чаем.

– Нет уж… Рассказывай сейчас, а то у меня кусок в горло не полезет.

Женщина с нежностью посмотрела на внука и тихо проговорила:

– Какой ты у меня стал…

Глеб ласково улыбнулся, и положил свою широкую ладонь поверх тонких пальцев бабушки.

– Я тебя тоже очень люблю. Но зубы мне не заговаривай. Я же чувствую…

Баба Феша слегка оживилась.

– Что… Что ты чувствуешь?

Внук смущенно улыбнулся.

– Я чувствую твою тревогу, твое беспокойство… – На мгновение опустил глаза, и, тяжело вздохнув, проговорил: – Прости, что не оправдал твоих надежд, но того, что чувствуешь ты, я , увы, не ощущаю.

Бабушка усмехнулась, похлопав его по руке.

– Не говори глупостей. Боги каждому свою судьбу назначили, и не нам им перечить. Значит, у тебя другая роль в этой жизни. Думаю, ты родился воином. Не зря столь годков в армии прослужил, да и теперь – участковый. Это ведь тоже -защитник. А те знания, что я передала тебе, еще не раз сослужат службу.

Глеб покивал головой.

– Наверное, ты права. И знания твои мне пригодились, но я же чувствую, что ты хотела бы другого…