— Саня, твою мать! — зову его со злостью и в одно мгновение преодолеваю расстояние до них. — Отпусти ее на хрен, руку сломаешь!
Что он вообще здесь делает? Шмотки поднять не помог, на хрена сейчас полез? Или опаздывает на очередной бухач? Так пусть такси себе, сука, вызовет. Леща так и хочется дать ему смачного.
Я дергаю Булочку на себя, чтобы подальше была от разъяренного Быка, и она впервые не сопротивляется. У нее явно болевой шок. Саня, когда с катушек слетает, силу вообще не рассчитывает.
— Она базар не фильтрует, Гром, — орет он, судя по всему, готовый снова кинуться в бой. — Я это терпеть не собираюсь.
— Уймись давай, — отрезаю я холодно и, чтобы отвлечь его, кидаю ключи от тачки, которые тот на ходу ловит. — На улице меня подожди.
— Арс…
— На улице. Меня. Подожди, — повторяю с нажимом.
Саня кривится, плюет в сторону и не спеша исчезает в дверях. А я не пойму, где вахтерши со своими криками про караул и обещаниями вызвать полицию, когда они так нужны? Поворачиваюсь к Огневой и едва касаюсь руки, но та одергивает ее с широко распахнутыми глазами.
— Я не сделаю тебе больно, — говорю почти спокойно, чтобы не сорваться на мат. Какого хрена творит Бык? — Дай гляну.
Она мешкает, я вижу. Не доверяет и правильно делает. Кусает нижнюю губу, смотрит на меня, в пол, затем опять мне в глаза. Что-то взвешивает в своей лохматой голове, выглядывающей из-под объемного капюшона, и лишь тогда протягивает ко мне руку. Я осторожно задираю рукав ее толстовки и выдыхаю со злостью — вокруг локтя кожа красная, точно наждачкой терли. Синяки будут. Это капец.
— Как ты? — спрашиваю я, а у самого уши горят от стыда. Давно не чувствовал ничего подобного, но с ней это уже во второй раз, если считать подставу у Филатова.
— Жить буду, — глухо, и покашливая, произносит девчонка, а затем смелее добавляет: — Насмотрелся? Может, отпустишь? Своих двух не хватает?
— Воу-воу, полегче, я пришел с миром, лады? — разорвав контакт, я делаю характерный жест вулканского салюта из «Звездного пути», и Булочка внезапно смеется. Коротко, негромко, но это все равно как удар под дых. Слишком неожиданно и забавно звучит ее смех, похожий на крик захлебывающейся чайки. — Это что было?
На мой вопрос она вдруг хохочет еще громче, а снизу очень внезапно доносятся шаги и гул голосов. Я реагирую мгновенно — хватаю Огневу за талию и толкаю в темный угол, где нас не увидят. Та от неожиданности мертвой хваткой цепляется за мою ветровку на груди, и я с трудом сохраняю равновесие, приперев девчонку к стене. Недавняя история повторяется с тем лишь отличием, что прямо сейчас мне совсем не хочется оторвать ей голову. Сейчас хочется совсем другого. После матча я даже передернул, вспомнив, как зараза высоко задирала ноги — они определенно неплохо бы смотрелись на моих плечах. Разок-другой точно, чтобы испробовать самые пикантные позы, о которых я вспомнил ночью.
Ну да, бессонная была у меня ночь.
Сверкнув глазищами, Огнева выдыхает мне в лицо ту самую сладость, от которой крутит желудок — замотался сегодня, нормально не ужинал. На обратном пути нужно будет заехать за бургерами и не забыть про… булочки.
— Уже можно меня отпустить, — она без резких движений отталкивает меня на расстояние вытянутой руки, когда толпа, не обратив на нас внимания, проходит мимо и скрывается на верхних этажах.
Шагнув от нее, я вижу, как глубоко она вздыхает, поправляет кофту, сбрасывает капюшон. Боится ведь явно, но продолжает настырно сопротивляться. А мне нравится ставить ее на место, поэтому я днем и замутил весь этот флешмоб «никому не говорить с Огневой». Хотел показать, кто тут главный и что может