Версия прокатила.

– А! – понимающе протянула она. – Ну ладно. Мы тебя ждем!

Напомнив это напоследок, моя подруга упорхнула за остальными.

В номере стало тихо, и я услышала шум дождя за окном. Быстро подбежала к окну и высунула руку. Но это был не дождь. Во дворе работал фонтан, и звуки льющейся воды долетали сюда.

Я достала из рюкзака пачку бумаги, карандаш и ластик и уселась на подоконнике. Не доверяю свои мысли блокнотам почему-то. Друзья и родственники всегда мне их дарят, зная, что я рисую, но они так и лежат дома высокой аккуратной стопочкой, на которой скапливается пыль. Каждый рисунок – это отдельная жизнь. И жизней у меня мно-о-го… И смешивать их нельзя.

Я рисовала рыцаря на тропе. Точнее, сначала это был просто мужской силуэт, стоящий на булыжной дороге. Кстати, может ли силуэт стоять? Нет? А что он тогда делает?

Дорогу я сразу выписала тщательно, а вот человека сперва обозначила только контуром. Плечи. Туловище, одетое в кирасу. Руки, одна из них согнута, потому что держит шлем. Другая лежит на эфесе меча. То есть меча пока нет, но будет. Голова, ноги. На ногах башмаки с длинными, слегка загнутыми носами, по средневековой моде. Хотя, возможно, они тут не в кассу, зачем рыцарю в бою такие неудобные башмаки. Но: я художник – я так вижу. Волосы чуть длиннее, чем у оригинала…

Стоп. Какого оригинала? Я что, с ума сошла рисовать Тимура?

Решив лицо не прорисовывать – хотя я видела его так четко, как будто изображала с натуры, – я вдруг застеснялась самой себя и поскорее засунула лист в папку. Вот еще! Если Ксюн увидит, обязательно решит, что я влюбилась.

А я не влюбилась, правда не влюбилась! Это другое.

…И смотрят в сумрачное небо мосты,

ростральные колонны

Глядят с безмолвным одобреньем.

И, вздрогнув, отступают тени.

Ведь бегство ночи неизбежно, но как

же счастье эфемерно…

Концерт для крыш и настроенья на

струнах тоньше паутины…

Из файлов Али Суворовой

Ксюн появилась ближе к вечеру, без Дины. Я так и не пришла к ним смотреть аниме.

– Ну, рассказывай! – потребовала она, забираясь с ногами на кровать.

– Да что рассказывать, – я пожала плечами.

– Про Тимура, конечно! Ну как все прошло? Правда же, он классно поет?

– Угу.

Не отрицать же очевидное.

– Вот, а я говорила! А ты ему тоже понравилась!

– Он так сказал? – воскликнула я, тут же растеряв все хладнокровие.

– Ага! – во весь рот улыбнулась Ксюн. – Он сказал, что ты полноценный партнер. А от него редко такое услышишь.

– А другие неполноценные, что ли? – Ну и Тимур! Стоит только подумать или услышать о нем что-то хорошее, как он тут же снова падает в моих глазах.

– Ну нет, я не так, наверное, запомнила. Конечно, он по-другому выразился. – Ксюн замахала руками и пошла на попятную. – Но он про тебя сказал, что у вас сразу получилось хорошо и тебя не надо натаскивать, потому что вы примерно на одном уровне.

Я стояла и улыбалась. Улыбательное настроение меня просто распирало. До чего же приятно это слышать, до чего здорово! Я ведь даже не предполагала, когда ехала сюда, что буду петь. Хотя, если честно, втайне мечтала об этом. Но что еще и вдвоем с таким потрясающим исполнителем… Да он еще и так высоко меня оценит… А кто бы не улыбался на моем месте? Не замечая, что делаю и говорю, я уселась на кровать, и слова полились из меня наружу, как струи фонтана во дворе.

– Знаешь, он пришел, а я как раз «Мельницу» пела. А он и постучал…

– А какую песню? – с готовностью подхватила Ксюн.

Она тоже любит «Мельницу». Не петь, конечно, – слушать. Петь, как это ни поразительно, Ксюн не умеет. Она просто не попадает в ноты. Я не понимаю, как, каким образом это может быть с человеком, который так хорошо играет на клавишах. Ну да, для нее главное – техника. И память у Ксюн отличная, особенно зрительная. По нотам она шпарит без вопросов. Когда выучивает наизусть – тоже нормально. Как отплясывает. Но вот на слух… Что-то у нее с этим не то.