Друзья поняли: Байрон так и не смог преодолеть обиду, нанесенную ему когда-то. Они старались не спрашивать об истинных причинах расставания Джорджа с женой и спешном отъезде из Англии. Что страшного мог совершить их друг? Даже если любовная связь с сестрой правда, разве порой не грешили тем же другие? Однако сам Джордж никогда не упоминал имени сестры, как виновницы разрыва с женой. Он постоянно твердил, что для него такое поведение Изабеллы стало неожиданным ударом, следствием дурного влияния родственников, которые его ненавидели и пытались разлучить с любимой Белл…

– Предчувствия, Байрон, у вас были предчувствия, что леди Байрон не вернется к вам? – Томас вернулся к старой теме.

– Я был молод и слишком надеялся. Надежда затмевала все, – Джордж пошел обратно к столу и плеснул в стакан джину. – Лишь когда от меня начали отворачиваться и друзья, и родственники, когда я остался один против шквала грязных домыслов, только тогда понял, что произошло. Еще пример простого, превратившегося в загадку. Изабелла уехала из Лондона к отцу зимой, по показанию врачей, и я ждал ее обратно вместе с нашей чудесной дочерью, а получил письмо, из которого следовало, что она не вернется. И причина по сей день мне не ясна – Белл отказалась ее предъявить, хоть я считаю, что заслужил этого как минимум. Если бы к разрыву что-то вело, я был бы по крайней мере готов. Если бы поведение леди Байрон было странным, загадочным, я бы пытался разгадывать эту загадку… А все было просто и обыденно, Томас, ничего странного. И в этом простом родилась тайна…

Лето заканчивалось. Двадцать девятого августа уехал Медвин. Он планировал посетить Рим, а после, Бог знает, Женеву, Париж. Вместе с Терезой Байрон готовился переезжать в Геную, но откладывал отъезд, так как ему совсем не хотелось начинать долгие и утомительные сборы. Тереза не возражала против отсрочки – отец и брат пока находились в Лукке, неподалеку. Пьетро искал подходящий дом в Генуе, чтобы все могли сразу туда переехать. В доме через реку тоже жизнь будто застыла. Джейн все никак не решалась собраться с силами везти прах мужа в Англию. Мэри хотела перебираться в Геную, но Байрон не торопился, и они застряли в Пизе.

Из Англии так и не приходило новостей от Дугласа Киньярда, заведовавшего финансовыми делами Джорджа. В августе Байрон написал ему несколько писем, понимая, что этим вовсе не ускоряет ход дела. Но задержка полугодового дохода нервировала его, заставляя сокращать расходы, и так весьма в последнее время умеренные.

Одному Трелони не сиделось на месте. Он бы с удовольствием последовал за Томасом, да тот не звал, а без покровительства Джорджа денег на комфортное путешествие все равно не хватало. Ханты стали уставать от тесноты Байроновского особняка и подумывали о переезде.

Так, все к концу жаркого, тосканского лета засобирались в путь, но никак не решались сделать первый шаг в неизвестное будущее, в осень…

– Вы в курсе, Джордж? Мэри поссорилась с Хантом! – воскликнул Трелони, врываясь вихрем в комнату Байрона. – Извините, я прервал вашу работу?

Джордж пытался привыкнуть к постоянно шныряющим по особняку людям, но раздражение накапливалось, и очень хотелось выставить Эдварда за дверь. Тем не менее, новости не мешало послушать.

– Что случилось, мой друг? – произнес он с усмешкой.

– Мэри узнала, что сердце Перси забрал Ли, и потребовала его себе. Она очень сердилась. В итоге Хант обиделся, но сердце отдал, – докладывал Трелони. – Дамам, конечно, тяжело. Вдова имеет полное право получить на память…, – он замялся, – часть тела любимого мужа. Хоть у них там и была семья свободных нравов.