Стиг-Рой как раз отпил глоток из своей чашки, поморщился и заглянул в нее.

— Ты опять фонишь, — заметил он со смешком.

— А ты что, не любишь молоко? — я привстал, глянул в его чашку. Там, как и в моей, плескалась светло-коричневая жидкость. — Думаю, это не я, а ты, — добавил, усаживаясь на место. — Тебе стало любопытно, что я пью сегодня, вот мое бессознательное и поделилось с твоим.

— Нет уж, не пытайся на меня спихнуть! — фыркнул Стиг-Рой. — Ты и только ты испортил мой чай, пей теперь давай, — и он перелил чай в мою кружку, а себе налил новый.

— Ах так?! — возмутился я и целенаправленно представил у него в чашке густой и невозможно сладкий капучино.

К сожалению, Стиг-Рой был готов к подобному повороту событий. Укоризненно на меня глянув, он не без труда заставил напиток измениться и сурово свел брови, когда я с легкостью провернул обратное превращение.

Да, Оби-Ван, я не знаю, как это работало, но после стольких месяцев совместных приключений мы теперь могли влиять на реальность друг друга.

Ну, виртуальную в смысле. В настоящей, к счастью, в наших чашках оказывалось именно то, что было налито в чайник, а не пришло в голову вот только что.

— Все-все, не порчу аппетит, — я примирительно поднял руки, потому что каждая шутка хороша в меру. Я эту истину уяснил в ходе многолетнего общения с Гай-Хи и мало кому посоветовал бы повторять подобный опыт. — Пей свой невозможно горький и скучный зеленый чай.

Но если чай и правда был скучным, то сам Стиг-Рой — давно уже нет. Мало того, что он с удовольствием устраивал нам со Светокрылом гонки на всякого рода технике, которую, как выяснилось, хорошо знал и очень любил — у него оказалось очень тонкое и ироничное чувство юмора. Привыкший к немногословию и постоянно уходивший в тень при Да-Атане, раньше он обычно просто молчал, и только Светокрыл знал о бушевавшем в его душе шквале остроумия. Спусковым же крючком, что открыл ящик Пандоры, стало появление Ти-Рекса: словно, разрешив себе захотеть собаку, Стиг-Рой в принципе разрешил себе быть тем человеком, которым на самом деле являлся.

Теперь его домик в горах представлялся мне не убежищем одиночки-социопата, а неким краеугольным камнем. Этот дом и его неизменность были своеобразной отправной точкой Стиг-Роя. С виду совсем простой и предсказуемый, он оказывался целым космосом для тех, кому хватило терпения заглянуть поглубже.

Когда мы не летали, не плавали и не ездили на самолетах, кораблях и всем остальном, что ездит, плавает и летает, то играли в шахматы, морской бой и кучу других игр. Какие-то были известны не одну тысячу лет, какие-то мы придумывали на ходу, порой забывая сразу же, как доиграли.

А еще — ходили в походы. И да, Оби-Ван, неизменность дома и его окружения оказались вовсе не символом скудности воображения, а тем самым надежным оплотом спокойствия и постоянства в бушующем враждебном мире. Не менялись только дом, горы за окном и небольшая полянка у реки в окружении скал и деревьев. Стоило же собрать удивительно легкий походный рюкзак и пройти чуть дальше по тропинке, можно было запросто попасть, например, на другую планету — а их Стиг-Рой видел десятки, если не сотни. Или на морское дно — причем для дыхания не нужен был акваланг. Серый безжизненный астероид, вулканы почти как на Мустафаре, только синие, непроходимые леса, бескрайние кроваво-красные луга под красным небом, такие же бескрайние изумрудные болота… Где я только не побывал за эти месяцы!

Иногда меня эти пейзажи завораживали. Порой пугали. Но чаще всего я влюблялся в каждый из них, едва ступал на алую траву или взбирался на голубые скалы.