– Все ж это лучше, чем ничего.

Тремя днями позже мадемуазель Бокаж, самая красивая женщина в Париже, как говорили все, рыдала на груди у толстухи Атенаис.

Дельфина уже приехала в слезах, и Атенаис подумала было, что подружка опять задумала жаловаться на барона, и приготовилась ее утешать. Неизвестно, кто получал от этой дружбы больше выгоды, красавица или ее дуэнья. Дельфина была еще совсем молода, следовательно, транжира. Она спускала все, нисколько не заботясь о завтрашнем дне. Толстуха же Гаспар, умудренная жизненным опытом, только делала вид, что у нее долги. Атенаис постоянно всем жаловалась на жизнь, но векселя, которые она выписывала, все были поддельные. Деньги, выплаченные любовниками по ее мнимым долгам, все возвращались в кубышку Атенаис, благодаря нехитрым, но весьма ловким махинациям. У нее был свой банкир, тот еще прощелыга, который за умеренный процент и за толику любви, на которую толстуха была щедра, ловко устраивал дела мадемуазель Гаспар. Уйдя на «пенсию», Атенаис планировала заняться ростовщичеством.

«Вот увидишь, я тебе еще пригожусь», – ворчала Атенаис, когда легкомысленная Дельфина долго не появлялась у нее в доме. Мадемуазель Гаспар уже смотрела на красотку, как на свою собственность. Еще один капитал, с которого Атенаис рассчитывала иметь солидные проценты.

Толстуха терпеливо поджидала, когда Фефина наскучит барону и тот ее бросит. Паучиха плела свою паутину, ожидая, когда в нее попадется медоносная пчела. Подталкивая Дельфину к разрыву, ее подруга сама источала медовую лесть:

– Крошка моя, у тебя такое доброе сердечко! Мой толстячок принят у барона Редлиха! Теперь он уехал в провинцию, по каким-то своим коммивояжерским делам, но, бог ты мой, как же он собой гордится! Сам барон Редлих счел его шутку удачной! Об этом говорит весь свет! Авось и мои дела поправятся! Ай, спасибо тебе!

– Барон меня скоро бросит, – рыдая, сказала Дельфина. – Если раньше он был ко мне просто равнодушен, то теперь у меня такое чувство, что он еле сдерживается! Наис, он меня ненавидит!

– Ненавидеть такую-то красоту! – втайне ликуя, мадемуазель Гаспар всплеснула руками и, схватив с туалетного столика зеркало, стала совать его под нос рыдающей подруге, словно в подтверждение своих слов. – Да ты только погляди! У кого еще есть такие густые кудри? А кожа? А глаза? А ножка? Да где в одном месте барон еще отыщет столько сокровищ! – нахваливала она, одновременно прикидывая цену живого товара.

– Ему не это нужно! Я говорю – он молчит. Наис, он совсем меня не слушает! Раньше он хоть изредка у меня ночевал, теперь нет. Разве я стара или уродлива?

– Да что ты, милочка! Любой мужчина был бы счастлив побывать в твоей спальне!

– Но только не Эрвин!

– А ты бы спросила: чего он хочет?

– Да я разве не спрашивала? Разве я не пыталась его развеселить? Все, что он на это сказал: «Как вы глупы». Ты бы слышала, каким тоном он это сказал! Будто красивой женщине надо еще иметь и ум, чтобы нравиться мужчине!

– Ты поэтому и плачешь? – сочувственно спросила Атенаис.

– Нет. Я плачу от счастья.

– Господи ты боже мой! Что с тобой случилось-то?!

– Хорошо, я тебя расскажу…

Дельфина села рядом с подругой и, расправив пышные юбки со множеством воланов, заговорила:

– Три недели назад я, как обычно, поехала прогуляться в Пале-Рояль. Мне было скучно, Эрвин был мрачен и неразговорчив, и я поехала прикупить себе какую-нибудь безделушку или заказать новую шляпку. Я бродила по галереям, разглядывая сверкающие витрины, и откровенно скучала. И вдруг, о ужас, Наис! Я поняла, что