В коридоре кто-то неожиданно хлопнул Вересова по плечу и голос, чем-то Алексею смутно и неприятно знакомый, воскликнул:

– Вересов! Ты ли это?

Алексей обернулся. Так и есть: Смуров, чтоб ему пусто было! Более нежелательной встречи Вересов не мог себе представить. Кирилл Смуров был его бывшим однокурсником, которого он не видел с момента окончания военно-морского училища, но сейчас узнал мгновенно, даже несмотря на то, что последний изменился до неузнаваемости. Прежними у него остались разве что глаза, очень светлые, неотступно сосредоточенные на собеседнике, однако то раздражающее, известное только Алексею преданно-просительное выражение, каким Смуров преследовал его в пору их юности, бесследно исчезло. Когда-то это был долговязый, худой юноша, физически слабый и неуспевающий по всем дисциплинам. В училище Смурова держали только благодаря его отцу, контр-адмиралу, служившему в народном комиссариате ВМФ. Курсанты не то чтобы не любили Смурова, его просто не замечали, он был из тех воспитанников, которые не вызывали к себе никакого интереса или симпатии, с кем не считались и чьей дружбы не искали, от кого нетерпеливо отмахивались, как отмахиваются от надоедливого и неугодного родственника, общество которого все же необходимо терпеть.

Вересов, одержимый в те годы обостренным чувством справедливости, проникся к Смурову состраданием и взял его под свое покровительство. Возможно, в определенной степени его подвигло на этот шаг постоянное заискивание Смурова перед Алексеем – отличником, старшиной класса и несомненным лидером. Стоило Алексею уронить какой-нибудь предмет, и Смуров бросался со всех ног его поднимать. Если у Алеши не оказывалось при себе ручки или неожиданно заканчивалась тетрадь, у Смурова непременно находилась в запасе необходимая принадлежность. Как только тень досады омрачала лицо Алексея при подсчете оскудевших финансов, подскакивал Смуров и предлагал денег взаймы, которых, впрочем, никогда не брал назад. С неусыпным вниманием он караулил каждое движение Алексея, демонстрируя радостную готовность ему услужить. В итоге Алеша обратил на Смурова внимание, а приглядевшись, заметил, что того никто не замечает. Такое положение вещей показалось ему негуманным по отношению к сокурснику, и он приблизил Смурова к себе.

В ответ на расположение Вересова Кирилл Смуров повел себя до того странно, что Алексей даже через много лет не мог найти объяснений его поступкам. Кирилл предался Алексею всецело и следовал за ним повсюду, как неусыпный ординарец, всем своим поведением и словами давая понять, что нет у Алеши на свете друга более верного, преданного и самоотверженного, чем он, Смуров. Выждав необходимое время, он принялся с бесконечным терпением и изобретательностью плести интриги против однокурсников, в общество которых теперь был допущен, и едва не перессорил Алешу со всеми его друзьями.

Каким-то таинственным образом наставники стали узнавать обо всех юношеских забавах своих воспитанников, причем часто эти увеселительные мероприятия носили отнюдь не невинный характер. В каждом случае следовало суровое наказание, которое, однако, странным образом обходило стороной Алексея Вересова. Авторитет его на курсе заметно пошатнулся. Товарищи стали его сторониться, чему он поначалу не придал серьезного значения, но в конце концов забеспокоился. Смуров между тем с фанатичной настойчивостью нашептывал Алеше, что однокурсники его не стоят, что все они неблагодарны, неспособны на истинную дружбу и что только он, Кирилл, по-настоящему ценит и любит Алексея.