Пока мы были вместе, я черное не носила, только обувь и сумки. У меня была типичная женская палитра: пастель, белый, светло-розовый, бежевый. Мама говорила, мне идут нежные оттенки. Даже шубки я выбрала бежевую норку и серое манто из шиншиллы. Оно, кстати, осталось у Андрея при разводе.

Одевалась я с оглядкой на него: жена в черном ему бы точно не понравилась. Мне доминировать не полагалось. И я подсознательно выбирала нежное и женственное. То, что удобно прогибать, над чем можно властвовать. Безопасное.

Такой он хотел видеть жену.

Мне бы еще до замужества задуматься, почему. Но я жила в плену иллюзий и считала, что мужчина и должен таким быть.

Глажу одну из рубашек. Горячая ткань приятно пахнет. Кто стирал ему рубашки? Он сам или домработница? Одна из его подруг?

Теперь обед.

Заглядываю в холодильник. С продуктами порядок, даже набор тот же, что раньше. Сыр той же марки, знакомые упаковки молока и яиц – Андрей любит омлет с сыром. Спелые помидоры. Зелень. В отделе для парного мяса – свежие куриные грудки, и две тушки форели. Без меня здесь ничего не изменилось. Это заставляет задуматься. Я что, ела только то, что он любит? Впрочем, Андрей следит за собой и предпочитает здоровую пищу. Я ничего не потеряла.

Форель нашпиговываю смесью лимона и зелени, обмазываю специями и загружаю в духовку. Пока рыба запекается, прибираюсь дома. В зале прохожусь пылесосом, протираю поверхности, и захожу в его спальню.

Когда-то она была общей, но…

Здесь кое-что по-другому, чем я помню.

Исчезло общее фото, где мы в свадебном путешествии. И декоративная ваза, которую я любила. Из синего стекла с серебряными изображением веточек в китайском стиле. Ее я купила в одной из поездок. Интересно, где она? В кладовке? На свалке?

Начинаю пылесосить ковер, затем протираю тумбы.

Одна с моей стороны, с торшером. Я любила читать перед сном и клала туда книгу. Однажды ела мандарины, и вся спальня пропахла цитрусом. Тот день запомнился ощущением спокойного счастья. Были новогодние каникулы, Андрей взял выходной… Сейчас моя тумба полностью пуста.

С его стороны – завалена хламом. Раньше он был аккуратнее. Недопитый стакан воды, запонки, которые он, видно, снял накануне и бросил… Пузырек лекарств. Я хмурюсь, и поворачиваю к себе надписью.

Андрей почти не болел. Однажды подхватил простуду, и так переживал, как, наверное, все мужчины, что я вызывала врача.

А это сильные успокоительные. Их по рецепту принимают.

Раньше он бы не стал пить таблетки. Их только слабаки пьют и невротики – его слова. Удивленная, ставлю бутылочку на место, и заканчиваю уборку.

Кажется, я вернулась в другой дом. К незнакомому мужчине.

В доме аппетитно пахнет запеченной форелью. Я вовремя выключаю духовку, и заканчиваю уборку. Ощущение чужого дома остается, хотя я перетрогала здесь все. Паршиво, что пришлось согласится на предложение Андрея. Квартира вызывает тоску, а негативные эмоции вредны для ребенка.

Андрей возвращается рано.

Губы жестко поджаты, вид уставший, но все равно не похож на человека, который нуждается в том пузырьке рядом с кроватью. Резко дергает узел галстука, и садится к столу, предлагая себя обслужить.

– Я все уладил. Твоя мать вылетает завтра.

– Спасибо, – больше нечего сказать.

Я сервирую обед на тарелке – он ведь сказал, что должно быть как прежде. Раскладываю запеченные тушки форели, овощи, посыпаю все мелко порезанной зеленью, и кладу несколько долек лимона. Вытерев руки освещающей салфеткой, Андрей тут же выжимает лимон на рыбу. Бывший быстро ест, ловко разделав рыбу с помощью ножа и вилки.