Но я даже не успела уловить момент, когда его привлекательное лицо вновь превратилось в непроницаемую маску. Хотя в голубых глазах все еще полыхал холодный огонь.
– Леонид Аркадьевич, – спокойно сказал он, не отводя от меня взгляда. – Будьте добры, оставьте нас.
Юрист поспешно собрал свой портфель и, коротко кивнув, вышел из комнаты, едва ли не пятясь. Словно опасаясь меня, как мифической фурии. Я осталась один на один с Ярославом, все еще дрожа от ярости.
– Это была проверка, – сказал он после долгой паузы, наклоняясь, чтобы подобрать один из листов.
Его голос внезапно изменился – стал ниже, мягче, обволакивая меня, как сахарная глазурь. В нем появились вкрадчивые, убеждающие нотки, словно он был восточным заклинателем змей, пытающимся усыпить мою бдительность своей мелодией. Его взгляд заметно потеплел, в глазах появилась почти искренняя заинтересованность.
– Я хотел увидеть, насколько внимательно вы читаете документы. Насколько серьезно относитесь к судьбе ребенка, – продолжил он тем же гипнотическим тоном.
Я была настолько возмущена этой ложью, что невольно открыла рот. Неужели кто-то на эти сладкие речи клюёт?
– Что? – я не скрывала своего презрения. – Это не проверка, это… Да вы просто издеваетесь надо мной, проверяя, можно ли вытирать об меня ноги или нет!
– Если бы вы подписали, – голос Ярослава был ровным, без тени эмоций, – это показало бы, что вы недостаточно заботитесь о ребенке. Что вам важнее комфорт и деньги, чем его будущее.
Я смотрела на него в полном недоумении. Он серьезно пытается выдать свою подлость за какой-то благородный тест?
– Выметайтесь, – тихо сказала я, указывая на дверь. – Вы и ваши… проверки. Я не игрушка для ваших манипуляций.
– Майя, – он сделал шаг ко мне, его голос стал немного мягче. – Я понимаю ваш гнев. Но поймите и вы: ребенок Антона – это все, что у нас осталось от него. Я должен быть уверен, что вы действительно заботитесь о малыше, а не о наших деньгах.
– Я не доказываю вам ничего, – выплюнула я. – Это мой ребенок. Мой. И я буду защищать его от всех, включая вас и вашу семью, если потребуется.
Ярослав внимательно смотрел на меня, и на его лице мелькнуло так тщательно сдерживаемое раздражение. Несколько мгновений я буквально наблюдала его внутреннюю борьбу. Словно он был готов силой заставить меня подписать документы, макнув носом в договор.
– Давайте обойдёмся без бумажек. Чуть позже к вам приедут грузчики, помочь собрать вещи, – он вновь мазнул взглядом по комнате, словно оценивая, стоит ли отсюда что-то забирать в его дом или эту комнатку лучше сжечь со всем содержимым. – Берите только близкие сердцу вещи. Всем остальным я вас обеспечу.
– А что после родов? – кровь в висках буквально пульсировала от напряжения.
– Решим после родов, – его голос звучал обманчиво спокойно. – Когда ребенок появится на свет, мы сможем более детально обсудить условия его воспитания. Сейчас важнее обеспечить вам комфортные условия и наблюдение врачей.
Он говорил так, будто его цель – забота обо мне и здоровье ребенка. Но кожей ощущала, что он так просто не отступится.
– Хорошо, – сказала я наконец. – Но никаких скрытых пунктов и подводных камней. Я хочу, чтобы все было предельно ясно.
– Разумеется, – Ярослав слегка склонил голову.
Телефон Ярослава зазвонил, он достал его из кармана, глянул на экран и нахмурился.
– Мне нужно ответить, – сказал он. – Я свяжусь с вами позже насчет новых документов.
Когда он вышел, я бессильно опустилась на кровать. Адреналин схлынул, оставив после себя опустошение и легкую дрожь в руках. Что это было сейчас? Действительно ли Ярослав Воронцов проводил какую-то извращенную проверку? Или просто выкручивался, когда его поймали на откровенном обмане?