Я испытываю противоречивые чувства. И, чтобы их не анализировать, спрашиваю:

– Мама тебя не навещала в больнице?

– У нас никого не было, папа же умер, – говорит Настя. – Мама работала, навещала редко. К тому же, наверное, её не пускали первое время. По крайней мере, сразу после операции точно не пускали. Но я даже не успела испугаться или подумать, что что-то не так… Многие дети, начиная со школьного возраста, лежат в больницах без родителей.

– Понятно. – протягиваю я. – Жаль, что с тобой так приключилось.

Настя касается пальцами моей руки. Словно нежно гладит. Спина покрывается мурашками, мошонка сжимается в сладостном предвкушении…

– Не нужно меня жалеть, Марк. Жизнь, даже такая, как у меня, одна. И я ценю каждый её миг. Я давно уже не унываю, привыкла. И даже нахожу много плюсов.

“Это не жалость”, – хочу сказать ей, но все слова застряли где-то в районе солнечного сплетения. Разве справедливо, что такая красивая, яркая, сексуальная девушка, которой только жить да жить, вынуждена существовать заложницей своей болезни?

– Договорились? – очаровательно улыбаясь, спрашивает Настя. Я потерял суть разговора, но киваю. – Вот и чудно, что вы не станете меня жалеть.

Ах, вот она о чём!

– Значит, ты весьма довольна своей жизнью, – с сомнением протягиваю я, осматривая комнату.

– То, что мне доступно, приносит удовольствие, – пожимает она плечами. – Я делаю то, что мне нравится, читаю книги, какие я хочу читать, смотрю фильмы, какие хочу смотреть. Я сама окончила школу с золотой медалью и экстерном сдала экзамены. Сама поступила в зарубежный университет с лучшей дистанционной программой обучения. Сама зарабатываю – не миллионы, конечно, но на свои хотелки у мамы давно не прошу. У меня есть друзья – мои однокурсники. Мы общаемся по скайпу, делаем конференции-вечеринки, шутим, смеёмся и танцуем. Я не какой-то социофоб. Я даже “посещаю” музеи и выставки по всему миру, если у них на сайте есть виртуальный путеводитель. – Девушка победно улыбается, поглядывая на моё вытянутое от удивления лицо. – И, конечно, я очень много “путешествую” по разным уголкам планеты, просматривая посты и истории миллионов живых людей в соцсетях. Это довольно увлекательно. Я не из тех, кто вешает нос и утопает в жалости к себе. Если я больна, это ведь не значит, что я должна забить на себя и не интересоваться ничем вокруг.

– Браво, Настя. Я восхищён, – ничуть не лукавлю я. – Большинство известных мне людей более старшего возраста не столь мудро используют отведённое им время, попросту прожигая свою жизнь.

– Думаю, это оттого, что у них есть это время, – деликатно замечает она. – Когда каждую минуту невольно ждёшь смерти, начинаешь ценить каждое отведённое мгновение. Всё иначе… По другому мыслишь, об ином мечтаешь, иначе чувствуешь. Очень сложно передать словами, но я смотрю странички своих ровесников, бывших одноклассников, например, и не представляю, как тусила бы ночами напролёт, прогуливала бы пары, заваливала бы сессии… Разве потом это будет важно? Разве потом будешь вспоминать о ста парнях? У них есть все возможности путешествовать, заниматься чем-то интересным, вроде катания на санках, лыжах или коньках, гулять по улицам города, пойти в поход в лес или уехать в горы… Словом, наполнить свою жизнь прекрасными воспоминаниями, ведь никогда наверняка не знаешь, что ждёт завтра. Когда я была маленькой, ещё до диагноза, по субботам папа водил меня в парк культуры и отдыха, покупал мне мороженое, фонарик, или сахарную вату, и мы катались на каруселях. Может, знаете, с такими красивыми лошадками? Это была моя самая любимая карусель. Когда папа умер, а я заболела, точнее, мы узнали о болезни, я часто вспоминала, как сидела верхом на белой лошади с розовой гривой, как пригревало солнце, как лёгкий ветер щекотал лицо. Не то, как бегала с подружками во дворе, вспоминала, понимаете, не как дурачилась в школе? Как каталась на карусели. И мне иногда грустно, что я так многого не могу сделать, увидеть, попробовать, почувствовать в силу ограничений, а люди, у которых есть для этого все возможности, тратят время на глупости.