- Может, он с другими целями вокруг увивался? – предположил Елисеев.

- Например?

- Гражданочка симпатичная…

- С этим не поспоришь, внешность и у потерпевшей впрямь приятная, - согласился Колычев. – Думаешь, этот тип хотел к ней подкатить?

- Да.

- А потом вроде как передумал?

- Почему нет? О жене вспомнил, о детях, и решил судьбу не искушать.

- Есть ещё один вариантец, - заметил Колычев. – Не было никакого воровства, а сама гражданка Мотылькова спектаклю перед нами разыграла.

- Но ведь деньги пропали…

- Пропали. Но почему мы решили, что всё было именно так, как рассказывала Мотылькова? Не факт, что она рассказала нам правду. Вдруг, наша Инесса Владимировна себе денежки присвоила, а нам поведала наспех сляпанную историю?

- Не исключено, - задумчиво произнес Елисеев. – Губфинотдел она до нашего появления не покидала, спрятать где-то здесь портфель не могла.

- Значит, передала сообщнику: мужу или полюбовнику. Но что-то не очень мне верится в это предположение.

- Верится – не верится, а проверить надо! В нашей профессии гадать по ромашке нельзя, - убежденно заявил Колычев. – Хороши мы с тобой будем, если позволим себя вокруг пальца обвести.

- Тогда что?

- Сначала почву прощупаем. Узнаем, что за фрукт эта Мотылькова. Поговорим с товарищами по работе.

Далеко ходить было не нужно. Подавляющее большинство советских административных учреждений города располагалось на одной улице. Губпромпит вообще находился в соседнем доме.

Там уже знали о чрезвычайном происшествии, приключившимся с Мотыльковой, так что появление сыщиков ни у кого не вызвало удивления. Здесь сыщики разделились: Колычев отправился к непосредственному начальнику потерпевшей, а Елисеев стал расспрашивать её коллег. Сама Мотылькова отпросилась домой, сославшись на плохое самочувствие. Это очень помогло в расследовании – людей было легче вызвать на откровенность.

Часа через два сыщики встретились.

- Докладывай, - велел Колычев.

- Да особо-то нечего. Мотылькова со всех сторон характеризуется положительно: добросовестный работник, хороший товарищ, в политическом вопросе подкована, член РКП(б). На работе её ценят и уважают.

- Что известно о личной жизни?

- Замужем. Супруг - рабочий на «Красном пролетарии». Двое детей. Говорят, что живут душа в душу. В общем, хорошие обычные люди. А начальник тебе что рассказал?

- Да то же самое, только другими словами. И секретарь партийной ячейки такую же характеристику выдал. Говорит, что ручается за Мотылькову головой. Не могла она взять деньги. Не могла – и всё тут.

- Как бы после нашего визита разговоры плохие не поползли. Скажут, дыма без огня не бывает, а Мотыльковой тут ещё работать и работать…

- Что поделаешь, крупная сумма пропала. А нам ещё придётся дровишек в этот костер подбросить. Двинули к прокурору.

- Зачем?

- За тем самым. Буду ордер на обыск у Мотыльковой просить.

- Что, веришь, будто деньги у неё дома окажутся?

- Не знаю, но проверить обязан. Хотя бы из принципа.

В кабинет прокурора Колычев зашел один, оставив Петра дожидаться в приемной. Вернулся, победно размахивая бумагой.

- Уломал-таки прокурора. Вот ордер.

- Долго ты что-то…

- Быстро только кошки родятся. У нас прокурор - знаешь какой! Ему каждый чих обосновать нужно, а у нас с тобой только подозрения. На них, брат, далеко не уедешь.

Семья Мотыльковой проживала в коммуналке, занимая большую комнату в бывшем доходном доме. Дверь открыла сама потерпевшая. Голова её была обвязана мокрым полотенцем.

- Ещё раз здравствуйте, Инесса Владимировна, - сказал Колычев.

- Вы ко мне? – удивилась она.