И тут, как бывало со мной, в эти минуты и мгновения опять пролетела в моём сознании, цельной, многокрасочной картиной моя жизнь. Но сейчас ярких счастливых красок в ней было много больше, чем когда-то прежде. Я слышал и ласковый голос матери, я чувствовал морозный запах ели, которую мы спиливали с отцом на новогодний праздник, я безудержно был влюблён в одноклассницу Ладу, и эта любовь простиралась на внезапном полотне жизни неким восходом солнца, а по коже бежали мурашки от счастья…

Из тихих ласковых галлюцинаций меня вывел голос врача, а потом голос жены Анны.

– Утих, уснул, значит, всё нормально. Приступ прошёл.

– И что теперь делать? – спросила Анна.

– Обследоваться, лечиться… Да, да, да… Тут никуда не денешься.

Я отстранённо слышал разговор и сквозь ресницы смотрел на врача и жену; мне не хотелось открывать глаза шире. Но внутренний толчок встрепенул меня:

– Куда меня сейчас, в палату? – спросил я доктора.

– Нет, нет, нет, – живо откликнулся доктор. – Можно обойтись и без стационара. К тому ж в стационаре все равно лекарств нету… Амбулаторно полечитесь.

Я с улыбкой смотрел на Анну, взял её протянутую руку.

– Выходит, ничего страшного? – спросил я.

– Бывает и хуже.

В этот момент в приёмный покой вошёл высокий решительный человек, тоже в белом халате; по всему видать, врач рангом повыше, чем мой лысый лекарь-избавитель. Это был главврач.

– Ах, вот вы какой, голубчик! Мне весь телефон оборвали… – с некоторой издёвкой заговорил главврач и подозрительно посмотрел на Анну: – А вы кто?

– Жена, – ответила она и вдруг почему-то расплакалась, слёзно спросила: – Скажите честно, что с ним, доктор?

Но главный врач на её вопрос не ответил, зато уточнил:

– Значит, вы жена?

– Да.

– А кто вам сообщил о приступе вашего мужа и где он находится?

– Его секретарша.

Главный кивнул, сказал уверенно Анне:

– Не беспокойтесь! С вашим мужем всё будет хорошо. А пока выйдите, пожалуйста. Мы ещё раз осмотрим вашего мужа… – он почему-то выделил эти слова «вашего мужа». Как только Анна оказалась за дверью, главврач покачал головой:

– Да-а, голубчик, – он присел на край кушетки. – Мне звонят и звонят. Но я не могу говорить о диагнозе больных чужим людям, а только близким родственникам… У вас ещё две жены, голубчик. Не считая той, которая стояла только что здесь.

Я не понял, куда он клонит:

– Откуда они возьмутся, ещё две?

Главный понизил голос, сказал по секрету:

– Мне сначала позвонила ваша секретарша, представилась, расспросила, где вы и что у вас… Тут всё понятно. Но потом ещё позвонили две женщины, и каждая из них представилась вашей женой. Итого получилось трое, Валентин Андреевич!

– Не может быть! – ошеломлённо сказал я.

– В жизни, голубчик, всё может быть… Причём одна из них звонила откуда-то с улицы, из автомата, был слышен шум машин.

Лысый врач захохотал, а потом сказал иронично и дружески:

– Отправляйтесь домой, многожёнец. Лечитесь амбулаторно. Это всего лишь почечная колика.

– Всего лишь. Я орал так, что весь город, наверное, слышал.

– Бывает.

Главный врач вышел из помещения, было слышно, как он сказал Анне:

– Вы можете забрать своего мужа. Следите за ним. Я имею в виду здоровье…

Если и была в этих словах насмешка, то очень скрытая. Мне даже показалось, что, напротив, доктор говорил очень серьёзно, с назидательностью.

Загадка о трёх жёнах долго терзала меня. Часть этой загадки удалось разгадать. Сотрудница юридической службы Екатерина, когда отмечали 23 февраля, подвыпив, призналась мне:

– Когда вас на «скорой» повезли, я так перепугалась. Грешным делом, подумала: вдруг у человека инфаркт… Позвонила главврачу, сказала: «Я жена! Говорите правду!»