Внутренний конфликт может быть и между «Надо» и «Надо». К примеру, надо много работать и надо больше времени проводить с семьей и детьми. Или надо сохранить эту работу, так как здесь хорошо платят, но надо быть хорошим мужем и хорошим сыном – налицо конфликт между ценностями, между ролями.

Самый страшный, как мне кажется, вид внутреннего конфликта – столкновение «Могу» и «Могу». Это конфликт между притязаниями человека и его реальными возможностями. Так, если притязания слишком высоки, а сам человек не обладает возможностями реализовать их, он испытывает дискомфорт и с большой вероятностью впадет в депрессию. Такой персонаж будет постоянно получать обратную связь от внешнего мира: «Ты не дотягиваешь», – кстати, этим массово страдает американское общество.

Мы сказали, что двойственность присуща всем нам и это нужно принять как данность. Для чего же нужно выделять в отдельный предмет изучения двойственность и противоречивость именно мужских желаний и стремлений? Чем опасна, точнее, чем оборачивается для нас амбивалентность мужских желаний? И как знание этой стороны мужской логики поможет сохранить отношения? Ответам на эти вопросы мы посвятим данную главу.

Если Голливуд уже давно разродился комедией «Чего хотят женщины?» с красавчиком Мелом Гибсоном в главной роли, то в отношении исследования мужских желаний мировой кинематограф пока молчит. Видимо, уровень осмысления объекта пока недостаточен, чтобы перевести его на большой экран. А между тем в психологии давно признали, что отношение мужчины к женщине, как и обратная связь, – сложная область человеческих отношений. И все из-за той самой двойственности. С одной стороны, отношение сильного пола к слабому обуславливается биологическими потребностями (или физиологией – кому как удобней), и тут вроде бы со времен изучения анатомии и знакомства с репродуктивной функцией человеческого организма все понятно. А с другой стороны, отношение мужчины к женщине во многом социально регламентировано. Образ достойной спутницы формировался и видоизменялся на протяжении многих веков и на данном этапе также зависит от социально-культурных особенностей нашего общества. В доказательство этого утверждения предлагаю небольшой исторический экскурс, который поможет проследить связь между развитием культуры и трансформацией понимания телесности и духовности.

В древности, в период политеизма – веры во множество богов, – когда воспевалось плодородие и жизнь на земле, тело человека являлось большой ценностью. В это время телесность, сексуальность, страсть были абсолютно нормальными проявлениями чувственности. Более того, этот набор считался важным аспектом жизни, ничуть не противоречащим другим позитивным качествам человека, в том числе его духовности и порядочности. Так, в Афинах большое значение придавалось воспитанию и обучению детей и юношества. Афиняне стремились при этом к сочетанию умственного, нравственного, эстетического и физического развития человека, поскольку идеальным считался тот, кто прекрасен и в физическом, и в нравственном отношении.

Из всех исторических вех, пожалуй, только период античности можно сравнить с нашими днями по силе культа физической красоты. Немецкий философ Георг Гегель[2] называл греческую религию «религией красоты». Не случайно именно Греция стала родиной Олимпийских игр – состязаний, проверяющих на прочность человеческое тело.

В те времена наблюдалось редкое для человеческого общества соединение сексуальности и духовности. Религия стояла на стороне физической раскрепощенности. Все помнят про Афродиту – богиню любви и красоты, идеализированное воплощение женственности, мать Эрота – юного бога, олицетворяющего любовь.