— Миледи, в этом нет необходимости, — попробовал достучаться до гостьи Дильфор. — Ваш сын ни в чем не нуждается.

Ага, значит, все-таки свекровь. Судя по ее репликам, что-то в этом роде я и подозревала, а сейчас просто получила подтверждение собственным предположениям. Прищурившись, еще раз оглядела нежданную гостью. Мда… Так свезло мне, так свезло, просто неописуемо свезло. Что уж говорить… Я бы от нее тоже удрала. Куда угодно, даже в другой мир, лишь бы подальше.

— Не нуждается?! — яростно звенела мадам. — А чем вы его кормите? Он такой бледненький. Учтите, мальчик очень разборчив в еде, у него нежный, деликатный желудок.

— Ничем не кормим, — растерянно проронил Дильфор. — Он пока…

— Морите голодом? — неподдельно ужаснулась «свекровь» и, схватив руку Ольеса, порывисто прижала ее к груди. — Мой бедный, бедный Пи́пи…

Уголок губ «бедного Пи́пи» нервно дернулся, лицо стало еще тоскливее, и мое сердце вдруг преисполнилось острой жалости к горемыке. Он ведь не виноват, в конце концов, что ему досталась такая заполошная родительница.

У нас по соседству жила похожая семья. Ольга Павловна развелась, когда сыну было три года, и больше так и не вышла замуж, полностью посвятив себя воспитанию родной кровиночки. Сашка невероятно завидовал нам с братом — образу жизни, самостоятельности, независимости. Нет, мама его не просто любила — обожала, но ее забота и тотальный контроль порой душили хуже пеньковой веревки.

Ольга Павловна зорко следила, с кем ее Кисик дружит. Да-да, именно так, почти по-воробьяниновски, она его во всеуслышанье и называла — в пять лет, в пятнадцать, в двадцать. Неустанно бдила, на каких девушек сын обращает внимание, а главное, что ест. Только самое свежее, парное, диетическое, а то, не дай бог, что стрясется. Гастрит ведь не дремлет. По-своему она, разумеется, была права, но в юности так хочется иногда чего-нибудь вредного, неправильного, но такого вкусного.

Помню, как поспешно она уволакивала Саньку из нашей квартиры, где мы втроем собирались перекусить только что принесенной пиццей.

На робкое «Мам… один раз» последовало категоричное: «Нет. Эту гадость ты закажешь только на мои похороны. Да и то на третий день. На первые два я точно успею наготовить».

Припомнив все это, я окончательно прониклась бедственным положением своего «благоверного», покинула удобный, относительно безопасный наблюдательный пункт за занавеской и шагнула вперед.

— Дильфор — не просто один из лучших лекарей королевства, он истинный. — Надеюсь, мой аргумент прозвучал достаточно веско. — Его светлость доверяет мастеру, и я тоже.

Услышав «Он истинный», мадам закусила губу, на миг потупилась — все-таки безупречная репутация выпускников Шанно-Лансина возникла не на пустом месте, но тут же снова приосанилась и пошла в атаку.

— Почему в комнате моего сына посторонние? — вопросила она, преисполнившись справедливого материнского негодования.

— Здесь нет посторонних, миледи, — ответ Дильфора звучал вежливо и очень… просто-таки невероятно сдержанно. — Мой подмастерье, сиделка…

Он по очереди указал на Леома и Ниаву и уже открыл рот, собираясь что-то добавить, но женщина его опередила.

— А это что за особа? — Она гневным взглядом полыхнула в мою сторону.

— Это, Аниаш, тем более не посторонняя, — неожиданно возразили ей насмешливо.

Все как по команде повернулись к дверям, молча наблюдая, как в комнату входит еще одна гостья. Ее родство с матерью Трэя сразу же бросалось в глаза — те же черты лица, светло-русые волосы, серые глаза. Но на фоне этой дамы графиня, ухоженная, со вкусом одетая, вдруг показалась провинциальной простушкой.