Она облизала губы, и внезапное острое желание окатило напряжением низ живота. Первый раз за все время знакомства он почувствовал, что отчаянно ее хочет. Здесь и сейчас. Ворваться в тело. Взять властно, почти грубо, как берут воины своих женщин после сражения или серьезной стычки — пока не угасло еще ожесточение боя и кровь с ревом бежит по жилам.

Он представил, как наклоняет ее вперед, раздвигает ноги… резко прижимает к бедрам ее ягодицы… чуть отталкивает от себя, чтобы задрать платье на спину…

И снова его вернул к реальности вопрос о Трэе. А еще собственная привычка к самоконтролю и дисциплине, которая схватила его за шиворот и как из воды вверх вытолкнула обратно в привычное состояние эмоциональной холодности.

«Если не ты управляешь своими желаниями, а желания управляют тобой, ты исполняешь чужую волю. Если исполняешь чужую волю, ты — раб, и тебе не пристало называться «истинным»…

Заповеди «Чистой Крови Истинных», которые внушали ему воспитатели с возраста «первых шагов», всегда помогали справляться со страхами, порочными желаниями, с гневом, затмевающим разум, со слабостями физическими и душевными. Помогли и сейчас. Он внутренне встряхнулся, как заклинание повторяя про себя на языке древних: «В моей воле весь мир», медленно выдохнул и отпустил чужую жену. А потом постарался сделать так, чтобы она скорее ушла…

— Рэм, — ожила на столе переговорная пластина. — Что там у тебя? Докладывай. Удалось наконец допросить дочь Гольвена?

Беседа с его величеством заняла не меньше получаса.

Дядя просто-таки жаждал отнять Мэарин у бедняги Трэя. Присвоить… В крайнем случае вернуть герцогу — такой вариант его тоже устраивал. Но оставить единственную в мире хэленни в руках этого малолетнего бездельника? Какие глупости…

Саллер подавил неожиданно возникшее малодушное стремление согласиться с предложением дяди и заверил, что все будет под его контролем — и беременность, и роды, и воспитание наследника. Он не спустит глаз с семейства Ольес. На том пока и порешили. Король сделал вид, что отступил… временно, попрощался и оборвал связь, а герцог отправился к Мири.

Она просила о встрече с мужем, беспокоилась, переживала, а он, раздосадованный, раздираемый непонятными чувствами, отказал ей и сейчас спешил исправить ошибку. Если она стремится к своему обожаемому Трэю, так тому и быть — он не станет препятствовать. Пусть сидит у постели, причитает над раненым, промокает белым кружевным платочком его лоб. Чем там еще занимаются в подобных случаях светские барышни?

Подошел к ее комнате и, ощутив непонятное внутреннее волнение, застыл на месте. Помедлил пару мгновений и только затем постучал.

— Войдите…

Она стояла в глубине комнаты. Высоко поднятая голова, прямая спина, сложенные за спиной руки и покрасневшие, припухшие от недавних слез веки. Такая маленькая, беззащитная, гордая и очень несчастная.

— Вы плакали, миледи? — вырвалось у него помимо воли.

***

Сердце щемило, в груди невыносимо пекло, и я ничего не могла с собой поделать — слезы сами текли из глаз. Попыталась собраться и прекратить это безобразие. Не получилось… Уткнулась лицом в ладони, беспомощно всхлипывая, как испуганная девочка. Хотя почему «как»? В незнакомом мире, в роскошно обставленной спальне чужого поместья в теле графини Мэарин Ольес плакала испуганная девочка Маша Климова.

До сих пор со мной не случалось ничего экстраординарного. У меня и врагов-то серьезных не было. Так, несколько недоброжелателей и завистников. Впрочем, у кого их нет. Даже влюбиться по-настоящему пока не успела — сильно и безоглядно, чтобы искры из глаз и башню напрочь снесло. Все, как я надеялась, ждало впереди.