– Они что, каждую минуту вам досаждают? – прошептала я.

– Каждую минуту, – согласился луксур Таэр.

Он слегка наклонил голову, точно прислушиваясь к только ему слышимым голосам. Я представила, как невидимые холодные пальцы касаются его лица, его шеи, ерошат волосы и шепчут: «Впусти, впусти, впусти…»

– Мне нужно самому с этим разобраться.

«Почему самому? Обратитесь за помощью! Расскажите все луксуру Навиру, он вроде беспокоится за вас. Вот и симпатичный целитель считает, что нельзя оставаться с этой проблемой один на один!»

– Может быть, я…

Однако луксур Таэр не стал дослушивать и грубо меня прервал:

– Ни слова больше! Собирай вещи и уходи.

Я собиралась возразить, но слова замерли на кончике языка, и я сдулась, точно воздушный шарик. Я хотела домой – вернуться в уютную комнату в студенческом общежитии, которую делила с Силестой. Мечтала рухнуть на постель и как следует выспаться после всех треволнений сегодняшнего дня, а не вздрагивать всю ночь от малейшего шороха, опасаясь, что луксур Таэр, одержимый духом, рыскает по дому, надеясь закусить девичьим пальчиком.

– С твоим куратором я договорюсь, – уверил меня темный маг, думая, что я колеблюсь из-за практики.

Но я колебалась не из-за хорошей оценки в зачетке. Совесть не позволяла мне бросить луксура Таэра один на один с его бедой, почти беспомощного: из-за ожогов на руках он и колдовать не может.

– Давайте хотя бы отыщем гробовник. Я вытрясла горшок за окно столовой. Вдруг его еще можно оживить? В смысле взбодрить… воскресить? Что там обычно некроманты делают с почившими?

– Поднимают, – сумрачно пояснил луксур Таэр и неожиданно согласился на предложение. – Что же, посмотри, что можно сделать.

– Я сейчас! Я мигом! – засуетилась я.

Осиротевший горшок из-под гробовника отыскался на кухне, куда я принесла его, чтобы отмыть, насыпать хорошей земли из сада вместо праха – тогда я еще не знала, что серая субстанция – лучшая почва для гробовника, – и развести в доме темного мага веселую, яркую и неприхотливую герань.

Гробовник, вернее, то, что от него осталось, лежало горкой на газоне. Хрупкие сухие веточки искрошились от удара, но и те, что выглядели невредимыми, рассыпались в руках, едва я попыталась отделить их от травы.

– Прах к праху! – сдалась я и энергично сгребла бренные останки гробовника в горшок вместе с посторонними соломинками, камешками и птичьими перьями.

Вернулась и воровато примостила горшок с мусором на каминную полку, пока луксур Таэр не смотрел на меня. Он наклонился над столом и перебирал свои почеркушки – те самые, на которых изображен человеческий глаз. Если присмотреться – а я присмотрелась, пока разглаживала бумажки, – становилось понятно, что это один и тот же глаз. Вернее, глаза одного и того же человека: то левый, то правый, то вблизи, то издалека. Только цвет радужки оставался неизвестным, ведь темный маг всегда использовал черные чернила.

– Вот, принесла.

Я поскорее отошла подальше от горшка, будто так, на расстоянии, я становилась меньше замешана в преступном умерщвлении мертвенького растения.

Луксур Таэр взглянул и скривился.

– Здесь попадаются и целые веточки, – бодро сообщила я. – Может быть, хватит на эликсир.

Темный маг помассировал висок тыльной стороной ладони, будто у него резко разболелась голова, и вздохнул.

– Чей это глаз? – поскорее перевела я разговор на безопасную тему и заискивающе добавила: – Красивый!

– Представления не имею, чей это глаз, – устало признался луксур Таэр. – Я рисовал его, пока был одержим. Кто-то водил моей рукой, пока я находился в отключке! Проклятие!