– Кажется, получилось, – возбуждённо отвечаю ей.

Обнявшись, мы дружно скачем от переизбытка эмоций и не замечаем нависшей над нами опасности в лице хмурого Влада.

– И чему вы тут так радуетесь? – раздаётся за спиной его леденящий душу голос.

Внутри всё обрывается и холодеет. Надеюсь, он не видел, откуда я шла...

Поворачиваюсь к нему слишком резко; если б не держалась за сестру – точно упала бы.

– Да вот, у Оли голова болела да вдруг прошла! – говорит Яна первое, что приходит в голову. Хотя если подумать – перевод в другой ВУЗ и есть моя головная боль. – У неё адские мигрени, аж сиреневые нолики перед глазами пляшут.

Для правдоподобности ещё и языком поцокала, а я приложила все усилия, чтобы в голос не засмеяться.

– Чего мне не сказала? – хмурится Влад, и моё веселье тут же испаряется.

Несмотря на такой большой срок, я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что за мной со стороны Гаранина идёт практически круглосуточное наблюдение. Вообще, если бы он не был таким назойливым, возможно, я и обратила бы на него внимание, но Гаранин решил пойти дальше и, после просьбы его папы меня стали валить практически на всех экзаменах, зачётах и практиках – хватало лишь на то, чтобы я с горем пополам закрывала очередную сессию. Но такое будет длиться недолго: если к исходу весны я не скажу Владу «да» – о получении диплома можно будет забыть, а мне не хотелось спускать коту под хвост четыре года обучения, которые я проводила вовсе не в клубах, в отличие от того же Влада.

А ещё меня безумно бесило это потакание детским капризам со стороны Гаранина-старшего. Что, нынче мужчины разучились своими силами добиваться понравившуюся девушку? Или просто мужчины перевелись, и без помощи всемогущего папочки не обойтись?! Какой вообще уважающий себя ректор опустится до того, что валить студентку просто потому, что она отказалась от роли безвольной куклы в руках его сына?!

– Потому что я уже взрослая девочка и могу сама разобраться со своими проблемами, – бурчу в ответ.

Влад подходит опасно близко.

– Сколько ещё ты будешь от меня бегать? – с придыханием спрашивает он, а меня вновь выворачивает наизнанку.

– Ты имел в виду, сколько ещё Андрей Евгеньевич будет угрожать преподавателям увольнением, если меня не будут продолжать «валить»? – выхожу из себя.

Вообще я по природе человек неконфликтный, ко всем отношусь одинаково положительно – до тех пор, пока человек не покажет мне свою настоящую суть. Тогда я как по волшебству превращаюсь в инквизитора, и с моим расположением человек может смело попрощаться. Спасибо генофонду – говорить в глаза правду, какой бы она ни была, и при необходимости не щадить чувства других я умела.

На мои слова Гаранин морщится, словно у него самого мигрень; находиться рядом с ним, когда он недоволен – второе по счёту моё «любимое» занятие после самого Гаранина, потому что в таком виде он словно сбрасывал с себя маску, и я могла лицезреть его вторую – истинную – личину под шелухой смазливости и приторных речей.

– Осторожнее со словами, куколка, – шипит он, и на мгновение мне кажется, будто я смотрю фильм ужасов со своим участием. – Ты хорошенькая, но не настолько.

Где-то внутри начинает шевелиться что-то очень похожее на  первобытный ужас, потому что за предыдущие два года Влад позволял себе многое, но голоса никогда не повышал.

Пока я смотрю на его удаляющуюся спину, испытывая двоякие чувства – потому что хотелось, чтоб он уже переключился на кого-нибудь ещё, и в то же время мне было его нестерпимо... жалко.

– Сдаётся мне, что очень вовремя ты решила переводиться именно сейчас, – шепчет мне на ухо сестра. – У парня уже терпение по швам трещит и нервы сдают.