Путь свободен.

Я должна увидеть комнату.

Вышла на лестницу и замерла, прислушиваясь. Охранники о чем-то разговаривали, но слов не разобрать.

Некстати вспомнила наставление дяди:

«Весь дом в твоем распоряжении, но – слушай внимательно, это важно! – наверх не поднимайся! Никогда, ты слышишь меня?!»

Если бы могла, то обязательно спросила, а почему, собственно. Но я лишь кивнула, и дядя погладил по голове.

– Твои родители были бы довольны! – сказал он и вышел.

Стояла посреди лестницы, пока не услышала шорох, доносящийся сверху.

Там кто-то был.

А ведь лестница заканчивалась только одной дверью – в спальную мертвого сына.

Поежилась, но устоять не смогла – двинулась вверх. Если там призрак, то я обязана его увидеть.

***

Осторожно поднималась по лестнице, смутно осознавая, что совершаю самую большую глупость в жизни. Но повернуть не могла – дядя хотел сделать из меня изнеженную принцессу, а я хотела одного – мести.

«Но причем тут месть и шорохи за дверью? Как они могут быть связаны?» – размышляла я.

Логика подсказывала: никак.

Но подсознание твердило: связаны.

Еще как связаны.

Что бы там ни было, оно тянуло Алису магнитом.

«А если там действительно призрак?»

«Какие еще призраки? Ты же в них не веришь!»

«Не веришь, да?! А кто тогда боялся спать при выключенном свете последние две недели? Кто?! И чего именно боялась? Что мертвые родители вернутся?!»

Парировать нечем – именно этого девочка и боялась. Хотя знала, что глупо. Понадобились те самые две недели, чтобы убедить себя: родители ни за что не стали причинять ей вред. Даже после смерти.

И тогда отпустило.

Но к тому времени Алиса подъела последние таблетки валерианы из дядиных запасов и выпила всю сушеную мяту. Баба Нюра все, помнится, охала, когда девочка просила заварить очередной чайник.

– И где потом-с эту мяту найти? Это же дефицит-с! – говорил она.

Действительно, мяту на подземных фермах не выращивали – упор сделан на функциональные в плане питания овощи: картошку, морковь, помидоры.

Мята же росла самосадом у некоторых колонистов.

Алиса бы и сейчас не отказалась от кружки мятного настоя и пачки таблеток – наверху звякнуло.

Спина мгновенно покрылась потом.

«Может, нужно спуститься вниз и позвать охрану? Ну, как позвать – промычать и руками показать, что наверху не все ладно».

Но я уже решилась и – иду до конца!

«Если наверху призрак, то пусть уж лучше он заберет с собой, даже если в ад, чем плакать в чужом доме от бессилия».

Последние недели только этим и занималась. А дядя все посылал к девочке новых учителей, как и полицейская, говорил, что надо заняться творчеством. «Будешь играть – голова будет занята. И постепенно все забудется», – говорил дядя, покачиваясь вперед-назад на колесе. Как болванчик.

При этом дядя сам упразднил обучение любым видам искусствам. Во всех электронных газетах говорилось, что «это для блага народа», что занятия искусством не помогут колонии выжить. Вместо бесполезно рисования и музицирования надо работать на фермах, которые располагались на нижних ярусах корпуса «Г», а еще в Мануфактуре – солдаты, которые охраняли Границу, нуждались в теплой одежде.

«Они там, наверху, несут вахту, умирая за то, чтобы мы с вами жили в тепле и ни в чем не нуждались», – вещал дядя с экранов газет.

Я мало знала, что именно происходит на Границе – так называли огромный, десятиметровый забор, который окружал Киров-сити. Одна сторона шла вдоль бывшей реки, промерзшей до дна сотни лет назад. Именно с той стороны – особый наплыв тварей: мафниев, барлоргов, снежей.

Сама их живьем не видела. Только на картинках агитационных планшетов, расставленных по корпусу «Д». Агитки призывали отправиться на службу в Корпус Защиты – так называли спецподразделение, которое несло вахту на Границе.