Денис посмотрел на нее снизу вверх.

– А ты сомневалась? – строго, почти с осуждением сказал он и тут же переключился на отца. – Папка!

Сергей улыбнулся и раскрыл объятия.

Они постояли несколько мгновений втроем, обнявшись. Двинулись по коридору, и тут Сергей увидел Валентина Валентиновича, озабоченного чем-то, даже, пожалуй, сердитого.

– Вы переживали, – напомнил ему Сергей. – Все ведь образовалось, верно? Ни для кого Дина не обуза… Как она, кстати, давно вы ее видели?

– Сам у нее спроси, – сухо ответил Валентин Валентинович и повернул голову.

Проследив за его взглядом, Сергей увидел стоящую в отдалении Дину-дикарку. Теперь она выглядела не в пример лучше: чистенькая, аккуратно одетая… Стояла и смотрела на Полину с Денисом во все глаза.

– Дина! – позвал Сергей.

От его оклика она будто очнулась, глянула на него исподлобья, резко повернулась и скрылась среди снующих людей.

Двух вещей не предусмотрел Создатель, завершая свое творение – наш хрупкий и противоречивый мир.

Не дал возможности людям возвращаться во времени для исправления совершенных ошибок. Пусть бы разрешил отменять только самые тяжкие из них – сколько горя в этом случае удалось бы избежать! Пусть хотя бы давал единственный на всю жизнь шанс: исправил что-то, по твоему мнению, наиболее важное – и все, потом или не совершай, или крепись, другого раза не будет.

Наделил прозорливостью – но единицы, и далеко не всегда достойных. А как было бы хорошо уметь предвидеть!

Сергею довольно было бы последнего качества вдобавок к его осторожности, внимательности, умению анализировать и принимать решения.

Знать бы тогда, когда они с Полиной согласились работать над Возницынским проектом по противодействию облучениям, что так все повернется… Что профессор, клявшийся своим лаборантам: никаких долговременных последствий, существуют лекарства, вы будете у меня как у Христа за пазухой, – подведет. Виноват он? Нет. Никто не мог предусмотреть Катаклизм, никто не успел к нему подготовиться.

И вот они облучились – Сергей и Полина. Они тогда еще не были родителями Дениса, даже мужем и женой не были – просто двумя юными, глупенькими лаборантами, влюбленными друг в друга полудетьми-романтиками, верящими в науку и в своего гения – научного руководителя.

Облучились и обрекли себя.

О своей болезни он сейчас почти не думал. Вернее, думал, конечно, но гораздо реже, чем о Полининой. Месяц назад Хирург сказал:

– Я тебя, Сережа, знаю давно и не собираюсь цирлих-манирлих разводить… С Полей все довольно скверно. Хуже, чем с тобой. У тебя есть еще месяцев шесть-семь. А у нее этого времени нет.

…Ночью Полина опять стонала и металась во сне. Сергей хотел было ее разбудить, но пожалел; вытер со лба испарину, укрыл одеялом.

Утром, собираясь в школу, Денис спросил:

– Мам, а кто такие си́роты липецкие?

Полина с Сергеем переглянулись.

– Где ты это слышал, сынок? – спросила Полина.

– Вчера учительница в конце урока сказала: «Кому мы нужны, си́роты липецкие…»

– Не обращай внимания, это присказка такая…

– Липецк – это ведь город? – допытывался Денис. – И если там есть какие-то си́роты, значит, там живут люди, и не под землей, как мы, а на поверхности!

– В школу опоздаешь, – сухо сказал отец.

Полина уже знала, чем займется сегодня: уберется в их крохотной квартирке, а потом навестит Макса в медблоке. Раненый поправлялся и все время говорил, что, как только станет на ноги, сразу уйдет с каким-нибудь караваном. Оставаться в колонии он ни за что не хотел.

И без того тусклое освещение в дневное время в жилых помещениях отключали вовсе, экономили: дети были в школе, трудоспособное население на работах, а больным и старикам – всем, кто лежал по домам, – достаточно было свечей.