Или мне чудится?

Чертовщина какая-то! Она вечно творится рядом с этой девчонкой!

Тонкие пальчики обводят ворот футболки, царапают, разгоняют в крови новый пожар. Стася большими пальцами трогает мои вены, поднимается вверх, к кадыку, нежно его гладит… Охренеть! Задохнуться можно от фейерверка ощущений…

Повторяя мои движения – тоже трогает мою кожу язычком… Слизывает капельки пота… Жмурится… Не вижу этого, но точно знаю: жмурится! Я знаю все о ней! Наизусть! Каждая мелкая гримаска намертво въелась в память!

Вру. Сам себя обманываю: не узнал ведь сегодня. Вообще не узнал!

Пока в глаза не заглянул – и снова провалился. Пропал.

От прежней Стаси только глаза и остались. И губы – пухлые, покрытые мелкими трещинками. Словно всегда обветренные…

Стася их вечно облизывала и дразнила этим.

А грудь… Груди не было. Никогда.

Зато теперь – спелая, упругая, потрясающая… Словно персик, бархатная. И такая же сочная? Да ведь?

Нужно проверить!

Забыв обо всех своих собственных запретах, припадаю губами. И падаю куда-то, окончательно лишаясь рассудка. Смакую сосочек – острый, твердый, как крепкая ягодка. Ослепительно вкусный…

Стася послушно гнется в моих руках, подставляя грудь под мой жадный рот, царапает мне затылок, стонет, снова ерзает… Полотенце куда-то ползет, обнажая ее окончательно.

Отпускаю талию – помогаю сползти по стене на пол, крепко держу за бедра, чтобы не упала… И проверяю нежность кожи на них – снова ртом. Она здесь тоже бархатная. Нежная.

Невыносимая просто. Мягкая манящая развилка так и тянет к себе – нужно целовать ее и ласкать. Раздвигать лепестки губами, пальцами, лизать, сосать. Чувствовать, как Стася дрожит и трясется, закидывая ногу на мое плечо.

Взрослая. Конечно, взрослая.

Прекрасно все умеет и знает.

И телом своим искусно пользуется: я умру скоро, еще не успев с ней сделать ничего!

Стою на коленях перед девчонкой. Преклоняюсь. Впервые в жизни со мной такое… И мне от этого хорошо!

– Тебе нравится, Семен? – Прерывистый шепот вырывает из жаркой хмари. Но ненадолго.

Трясу головой, пытаясь стряхнуть наваждение, – не отпускает. Мне слишком жарко и слишком с ней хорошо. Просто глупо отвлекаться…

– Семён? – Она шепчет снова. Не добившись ответа, тянет меня за волосы. Дергает!

Заставляет оторваться от себя.

– Что? Что случилось, Стась?

– Тебе понравилось?

– С ума сошла? О чем ты, вообще сейчас? – Мотаю головой, пытаясь очнуться.

Зачем она разговаривает? О чем? Когда нам так здорово, разве можно отвлекаться?!

– Тебе понравилось, говорю?! – Толкнув меня в лоб, Стася выскальзывает из объятий. Подхватив полотенце, снова им прикрывается.

– Конечно. Разве не заметно? – Нет сил, чтобы подняться. Падаю на задницу, тру лицо, пытаясь прийти в себя.

– Ну, значит, я тебе все доказала, правильно?!

Ах, ты ж… Стервочка мелкая! Заноза вредная!

Развела и обломала, значит?!

Решила, что со мной так можно?

Правильно сделала, что тормознула. Нам же нельзя. Не стоит. Я сам себе так сказал. Множество лет назад сказал, что это невозможно.

И менять уже ничего не собираюсь.

Помутнение. Легкое помутнение разума. От неожиданности. Такое больше не повторится. Никогда!

– Твое молчание – золото, Сёмочка. Наверное, это значит согласие, да? – Ехидство сочится из ее пор. Его аромат ползет по комнате. – Больше нет сомнений в моей взрослости?!

И слегка приподнимает ножку, согнув ее в колене, упирается ступнею в стену. На лодыжке блестит камушек, подвешенный на тонкую цепь. На розовом ноготке мизинца блестят стразы… Руки чешутся, чтобы все это потрогать – проверить. Моя Стася никогда не обвешивалась мишурой. Не была похожей на сороку…