– Нужда в этих домах была неотложная, потому их и построили так быстро…

– Они из этернита, – сказал папа.

Он объяснил, что в ход идут крупные панели, из которых быстро собирают дом. И вот возник серый жилой массив, какой-то плоский – совершенно одинаковые приземистые строения будто лепились друг к другу Он мне показался почти враждебным, быть может, потому, что вокруг не слышно было никаких звуков.

– Другие многодетные семьи въедут позднее, – пояснила мама. – Мы первые жильцы. Поселимся в крайнем доме. За ним будут видны поля.

Ах! Значит, позади будут поля? Я сразу приободрилась. И на минуту забыла, что перед глазами у нас пока разрытая земля.

– Наверное, скоро здесь все заасфальтируют…

Особенно мне понравилось, что в каждый дом вели три невысокие ступеньки. Мы с сестрами прыгали по ним, сдвинув вместе обе ноги. И сразу же обошли все четыре комнаты.

– Глядите, здесь всюду настоящие окна, а не жалкие оконца! – восхитилась мама.

Потом все бросились к раковине: кран действует!

– Да, он действует! Но тут баловаться с водой нельзя!

Вода, текущая из крана, была священна. Не могло быть и речи о том, чтобы весело брызгаться ею, как мы брызгались возле колонки перед прежним домом. Здесь, в квартале Мальпенье, колонки во дворе не было. Впрочем, и двора-то не было, а был пустырь. Зато воды вскоре оказалось чересчур много…

Размеры катастрофы стали нам ясны уже в день новоселья, когда, как говорится, подвешивают котелок над очагом. Правда, никакого котелка не подвешивали. Но вся семья собралась посмотреть, как мы устроились. И тут начался дождь.

– Хорошее предзнаменование, – заметила бабуля. – Дождь предвещает счастье…

Сперва этому не придали должного значения. Когда мы пришли из школы, нам показалось, что дом стоит посреди озера. И мы нашли это очень забавным. Но взрослые так не думали.

Несмотря на три ступеньки, вода отовсюду проникала в дом. И все вычерпывали воду, как из прохудившейся лодки: тетя Ирен и Жан-Пьер, бабуля и ее Батист, бабушкин брат дядя Рауль – он, бедняга, был, как говорится, «отмечен буквой К», потому что был кривогорбый и кривоногий! Считалось, что Рауль приносит счастье именно из-за своего горба. Однако в тот день и горб не помог – вода продолжала прибывать.

– А все из-за того, что до сих пор они не уложили асфальт! – ворчал отец.

Вода неумолимо проникала в дом, перекатывалась через порог, просачивалась сквозь плохо пригнанные оконные рамы, искала и находила щели. Она уже достигла щиколоток. Все разулись.

– Не только котелка не подвесили, но еще приходится воду из колодца черпать! – пошутил Батист.

– Из какого колодца?

– Это для красного словца. Или вы предпочитаете Ноев ковчег?

Да, я бы его предпочла. История о Ноевом ковчеге была одним из самых любимых мною эпизодов катехизиса.

– Там даже животные не вымокли!

– Она права. Я так и скажу в мэрии! О животных и то больше заботятся!

– Конечно, мама! Кролики у господина Вержье никогда не мокнут.

– А ну-ка, дети, заберитесь повыше. Шлепаете по воде, а потом все простудитесь…

Да, начало было неважное, но и продолжение было не лучше. Две или три семьи уже поселились рядом с нами. Мама говорила о них: «Ну, эти – не подарок!…» Они были столь же бедны, как и мы, но гораздо хуже воспитаны. И потому в воздухе висела брань:

– Черти полосатые!… Стервецы!… Мерзавцы!…

В школе сразу же возникло различие между детьми из Мальпенье и всеми остальными. А среди учениц из Мальпенье самыми никчемными считались те, кто сидел на задних партах. Мою соседку по парте тоже звали Мирей. Она была, как и я, маленького роста. Но хотя звали нас одинаково, жилось нам по-разному: отец чуть не каждый вечер колотил ее. Домой он постоянно возвращался пьяный. Ее крики надрывали мне душу По утрам она, как и я, опаздывала в школу – ей тоже приходилось возиться со всеми младшими братьями. Бедняжка так боялась плохих отметок, за которые ее били еще больше, что нередко страшилась возвращаться домой. В такие дни я провожала ее из школы, тоже дрожа от страха.