– Рожает!

– Кто рожает? Ах да, твоя жена Суария. Ну, поздравляю, плодитесь и размножайтесь, на радость, императору! Всё, идите, мне некогда!

– Прани Далиоли, не выгоняйте, без вас ей не разродиться! Она кричит, ей больно, часов шесть проорала, а теперь только тихо стонет! – говоривший попытался подняться с колен. – Сынок, помоги!

Женщина, ругая безмозглого мужика, на чём свет стоит, бегала по комнате, собирая саквояж.

Высокий широкоплечий подросток, что безучастно стоял рядом и ковырял пальцем в носу, перевёл взгляд на батюшку.

– А? Помочь?! – большая рука опустилась вниз и за шкирку подтянула мужчину вверх, поставив на ноги.

– Да где ваши мозги были, почему сразу не побежали за мной, как только она начала кричать?

– Так есть же у нас повитуха, дворовая девка Альмирка, она в городе ума-разума набиралась. Что, мы зря деньги платили за её обучение? Мы знатного рода, нам по статусу положен лекарь!

– И что ваша девка может?

– Так это… руны «без боли» приложила, зелье «разродись» дала хозяйке выпить.

– Ну, хорошо, с первой руной я знакома, иногда сама использую, но о «разродись» в первый раз слышу. Ох, олухи! – в мужика и замершего соляным столбом парня полетело полотенце. – Я ответственность за ребёнка и его мать на себя брать не буду! Приложу все силы для их спасения, но без гарантии. А теперь вышли, мне нужно руны подготовить!

Мужчина со слезами на глазах поклонился прани, отвесил подзатыльник сыну и, вытолкав его за дверь, вышел сам.

– Внученька, – позвала Далиоли, надевая платок. – Сама понимаешь, этот репей сейчас от меня не отстанет. На поезд я тебя не успею проводить, не знаю, на сколько меня задержат ребёнок и роженица, но будем надеяться, что ничего серьёзного не произошло и мужик всё себе надумал. Попробуем в этом году использовать заразную руну. Сляжешь в постель, всем будем говорить, что сильно заболела. А если в дом придут проверять, то придётся зелье выпить, чтобы по рукам и лицу пятна пошли.

Девушку передёрнуло от омерзения. Она как-то помогала бабушке варить эту мутно-зелёную жижу, запах был невозможно вонючий. Юношеская фантазия отказывалась выдавать картинки той сцены, где она пьёт эту отраву.

– Не морщись! Или лучше сидеть и ждать, когда тебя, как безмолвную животину, поведут к свадебному алтарю?

В дверь раздался громкий стук, Анастасия Селестия шмыгнула обратно в свою комнату.

– Прани… – повысив голос, зашептал мужик в щёлочку, не решаясь зайти. – Давайте быстрее, самоходка уже заведена, ждёт нас.

– Да уйди ты, репейник! Скоро буду! – подождав, когда мужик исчезнет за воротами, продолжила: – Двери никому не открывай! Не имеют права вламываться, охота начинается только в полночь. Смело всех стучащих посылай к старосте деревни. Закон на этот счёт строг! Одна неделя, ни больше ни меньше.

– Не переживай, бабуля, надеюсь, что ты успеешь вернуться до полуночи, а там что-нибудь придумаем, – Анастасия обняла Далиоли и нежно поцеловала ту в щёку. – Люблю тебя, не беспокойся, главное спаси малыша и маму.

Та кивнула и вышла из дома.

Девушка, сидя на маленьком диване, крутила билет и приглашение в руках. Ей было страшно, но ещё страшнее было за любимую бабушку. Что, если обман раскроется, а девица и не в академии, и не замужем? Как минимум штраф, а как максимум заключение.

Такого счастья она своей самой ближайшей родственнице не желала.

Ещё минуту подумав, приняла решение идти до вокзала самостоятельно. Её сейчас вряд ли кто узнает в старушечьем платье, поношенном платке и с загаром на лице.

«В крайнем случае, если не успею дойти до вокзала, вернусь домой. Так! Нужно оставить записку с извинениями и заверениями, что, как приеду и заселюсь в общежитие, то сразу отправлю весточку»