Я храбрился, как мог. Зная любовь эльфийки к пыткам, приготовился к худшему исходу, надеясь, что после этого она снова подарит мне пару дней отдыха. Однако, только оказавшись в комнате, стоя на коленях перед хозяйкой и ее дочерью, понял, что шансы выжить сегодня стремятся к нулю.

– Бериэль, ты разочаровал меня, – с ходу выдала хозяйка, – для чего я купила тебя, бесполезная игрушка? Отвечай!

Ее крик слился со звуком смачной пощечины. Голова дернулась от сильного удара под тихое хихиканье Илиниэль.

– Для удовольствия, госпожа, – ответил осипшим голосом.

– А что приносит мне удовольствие, Бериэль? – Еще один удар последовал с другой стороны.

– Моя… боль, госпожа. – Всего на секунду замялся, боясь рассердить ее своим ответом еще больше.

– Боль? Не просто боль! Мне нравится, когда ты лежишь на этом полу в луже собственной крови и истошно вопишь от каждого моего прикосновения.

Хозяйка брезгливо подцепила мой подбородок двумя пальцами, вынуждая смотреть в ее разъяренные глаза.

– Так ответь мне, Бериэль, почему всю неделю я ждала, пока ты приползешь ко мне, умоляя о боли, но так и не дождалась?

Мне нечего было ответить, я просто не ожидал такого поворота событий. В эту минуту понял, что каким бы идеальным и послушным рабом ни был, она все равно найдет повод истязать меня до полусмерти.

Первое недельное наказание я запомню до конца своих дней. Сначала Илиниэль была лишь наблюдательницей, восторженно взирая на все действия матери. Она смотрела на нее так, как моя матушка смотрит на статую Ллос. С восторгом, обожанием и почитанием, так смотрят на богинь, по меньшей мере. Но могу с уверенностью сказать, что эта ученица уже давно превзошла своего учителя. Если хозяйка измывалась, используя лишь силу и игрушки, то ее дочь применяла еще и смекалку. Она точно определяла каждую болевую точку, всаживая в них толстые иглы и наблюдая за моей перекошенной гримасой. Даже уши не постеснялась использовать и, если бы не мать, отрезала бы заостренные кончики, изуродовав меня безвозвратно.

Эта ночь оказалась в разы хуже предыдущей, потому что меня накачали зельем, не позволяющим потерять сознание. До комнаты добирался, оставляя за собой тянущийся багровый след, но лечь на кровать мне не позволила Грета.

– Сначала оботрись, иначе все здесь запачкаешь, – ворчливо причитала гномка, откупорив крышку со зловонной жижей, – и побыстрее давай, мне еще полы мыть после тебя.

Кивнул, обтерся единственным полотенцем и, сцепив зубы, терпел жжение от исцеляющей мази. Впитавшись в кожу, она притупила боль и позволила мне заснуть очередным беспокойным сном.

Следующие дни были как в тумане. Особенно учитывая тот факт, что теперь и за приемами пищи, на которых я прислуживал, и госпожа, и ее дочь не упускали возможности не только поглумиться, но и ударить или ткнуть в едва зажившие раны. А если я издавал хоть какой-то звук, радовались, что список моих прегрешений снова растет. Помня о первом дне, вернее, ночи наказаний, в дни, когда госпожа прямо не приказывала отдыхать, я приходил к ней в спальню. Ни разу она не воспользовалась мной для постельных утех, как я надеялся. Лишь мучила и истязала, с каждым разом все сильнее и сильнее. Заживляющая мазь уже просто не успевала справляться с повреждениями, хотя Грета каждый раз щедро обмазывала меня ею. Я боялся пить свое зелье, хотя оно могло бы помочь. Но тогда госпожа увидит это и накажет еще сильнее.

Ночь накануне следующего наказания была особо мучительной. И я не представлял, как вынесу его после всего, что со мной делали в течение пары недель. Сложно представить, но я находился в этом доме всего две недели, хотя казалось, что времени прошло куда больше.