Маяковскому нравилась его новая жизнь – весь этот взрослый антураж запретной любви, номера с позолоченными зеркалами и красным бархатом. Нравилось, что его любимая женщина – светская дама с хорошими манерами, что она может быть светской, а может выглядеть богемной – в клетчатых чулках, с нарочито безвкусными украшениями, – но при этом все равно остается светской дамой.

Вечером у Бриков читали стихи, пили чай, и так до ночи. На следующий день Лиля опять встречалась с Маяковским – номера, прогулка и опять чай дома у Бриков.

Встречи в номерах скрывались от Брика. Лиля заставляла Маяковского хранить тайну, учила его быть любовником при муже. И не разрешала выяснять отношения. «Почему лошади никогда не кончают с собой? Потому что не выясняют отношений», – это Лиля говорила. Это очень мудро! Слова только все портят, делают все неокончательное окончательным, трагическим и безвозвратным.

А если не выяснять отношений?

Лиля познакомила Маяковского со своими друзьями. Вряд ли Маяковскому понравились Лилины друзья – все эти банкиры, актрисы, коммерсанты, но ему нравилось, что Лиля – человек другого круга. Маяковскому нравилось, что Лиля в этом своем мире пользуется успехом и при этом принадлежит ему.

Лиля: «…Маяковскому нравилось, что вокруг меня толпятся поклонники. Помню, он сказал: „Боже, как я люблю, когда ревнуют, страдают, мучаются…“ Он как бы нарочно поддавался им. Искал их».

Маяковский был «хулиган», Буратино, а Лиля была барышня, Мальвина. Буратино всегда особенно тянет к девушкам из общества, и любовь у Буратино к Мальвине особенно страстная, потому что барышня Мальвина, кроме любви, еще предлагает другой мир – красивый, буржуазный. В этом мире делают уроки, моют руки с мылом, пользуются ножом и вилкой, до утра пьют чай и говорят о культурном. Очень важно, если женщина, кроме любви, может предложить что-то еще – другую жизнь, и Лиля Маяковского с этой другой жизнью познакомила.

Лилины друзья Маяковскому удивились. Лилины друзья говорили, что «он совершенно не для нее», но «она его очень переделала». На их первой общей фотографии через несколько месяцев после знакомства совершенно другой Маяковский – не мальчишка со спутанными, как после сна, нечистыми волосами, а человек в галстуке.

Маяковский подстригся. Снял желтую блузу. Вставил новые зубы. Научился носить цилиндр и трость.

Соня Шамардина, с которой у Маяковского когда-то был роман, писала: «Увидела его ровные зубы, пиджак, галстук… это для Лили. Почему-то меня это задевало очень. Не могла я не помнить его рот с плохими зубами, – вот так этот рот был для меня прочно связан с образом поэта…» Конечно, ее задевал его новый облик – обидно, что он изменился ради другой женщины, обиднее, чем если просто разлюбят, предпочтут другую.

Человек в галстуке, в английском пальто, в цилиндре и с тростью, с модной короткой стрижкой, с новыми синеватыми зубами – это новый Маяковский. Новые зубы были с синеватым отливом, потому что какое уж тогда было протезирование!.. Но все равно новые синие зубы лучше прежних гнилых. Новое английское пальто лучше, чем мятые футуристические лохмотья. Новый цилиндр лучше, чем мятая черная шляпа.

А человек в новом пальто, новых зубах и новом цилиндре все тот же, и, если внимательно рассмотреть фотографию, видно, что Лиля только вчера его отмыла и принарядила, что он не совсем новый Маяковский, а все тот же мальчик. Очень влюбленный, гордый, зависимый мальчик. Маяковский – мальчик, а Лиля, хотя она всего на два года старше, ей двадцать четыре – взрослая опытная женщина, у нее и вид не юной женщины – тяжелое лицо, припухшие глаза. Лиля стоит прямо, а он к ней приник – гордится, что ему разрешили у всех на виду ее обнять, заявить свои права, продемонстрировать отношения.