— Выражения выбирай. Поехали, я забрал твои документы, — демонстрирует паспорт в разрисованном вручную кожаном чехле.

Косясь на мужика, обхожу его по дуге и выхожу на свежий воздух. Рассвет уже. Небо серое, фонари гаснут один за другим. От меня воняет бомжами, все тело болит и ни черта не понятно, что происходит.

У обочины стоит серебристый пикап, Фольксваген Амарок, а внутри на пассажирском кутается в большой мужской кардиган мать. Увидев меня, недовольно поджимает губы. Боковым зрением замечаю движение. Дергаюсь и слышу свое имя:

— Максим… Максим ведь? — та самая девчонка в балетной пачке отлипает от стены.

— Ты еще здесь? — раздраженно хмыкнув, подхожу к ней.

— Я спасибо сказать хотела, — хлопает длинными ресницами.

Ее нелепый кукольный вид вызывает во мне странные чувства. Пожалеть ее хочется и выпороть одновременно.

— Да ладно, забей, — машу рукой. Не устраивать же разборки с девчонкой.

— Ладно?! — раздается за моей спиной злющий голос матери. — Быстро в машину! — дергает меня за куртку. Стою на месте. — Макс, марш в машину, я сказала! А ты, — мать с пренебрежением смотрит на потрепанную девушку, — брысь отсюда, шушера! Чтобы я тебя в радиусе пятисот метров даже не чувствовала!

2. Глава 2

Макс

В салоне чужой тачки воняет чужими сигаретами и тяжелым парфюмом. Мать захлопывает дверь у меня перед носом и смотрит на лысую гориллу уставшим взглядом. Он что-то втирает ей, волосы трогает своими огромными пальцами.

Опускаю стекло.

— Эй, — встречаемся с ним взглядами, — телефон мой верни.

— Скройся! — вместо него ко мне разворачивается мать. — Ты у меня не то что телефон, ты кроме гречки у меня в ближайший месяц больше ничего не увидишь! Нет. Два месяца!

— Мама, может, хватит? — раздраженно закатываю глаза. — Чего ты трагедию на ровном месте делаешь?

— То есть ты считаешь, что среди ночи получить звонок из полиции и узнать, что мой сын за решеткой, это ровное место?! Какого черта ты вообще потащился в этот клуб? Я запретила шляться по таким местам. У тебя экзамены через два месяца, а ты… — сдавливает виски пальцами. — Голова разболелась, — жалуется горилле.

— Поехали. — Он подталкивает ее в спину. — Всем надо успокоиться, а потом без эмоций поговорить.

— Да я не могу с ним без эмоций! Не могу, понимаешь? Он все время куда-то встревает. Клубы эти ночные. Вот что они там делают? Ты знаешь? А хочешь, я расскажу тебе, что они устроили в прошлом году? Мне на улицу стыдно было выйти. Я директор лучшего лицея в городе. У меня должна быть безупречная репутация. Он же не понимает, Андрей! Шваль какую-то подобрал. Девки его эти… Завтра он вот такую в дом приведет. Мне тоже без эмоций?!

Поднимаю стекло, чтобы не слушать дальше. Сползаю по спинке сиденья и закрываю глаза. Это надолго. Но я уже не так раздражаюсь присутствию лысого амбала. Мать выливает все на него, а не на меня, как обычно. Задрал этот тотальный контроль. Я изобрел сотню способов сваливать из дома и незаметно возвращаться. Научился искусно ей врать, глядя в глаза, и даже брать машину так, чтобы она не замечала, пока у меня не было прав. Так что эти вот ее излияния, какое я неблагодарное дерьмо, давно уже не трогают. Все я понимаю: любит, беспокоится. Всю жизнь одна меня воспитывала и не всегда мы так жили, как сейчас. Но можно мне чуть-чуть доверия?

Видимо нельзя… Она вот даже про мужика этого ничего не сказала. Кто он? Что он?

Они садятся в машину. Дышать становится еще сложнее. Опускаю стекло на всю, делаю глубокий вдох.

— Макс, кто эта девушка? — разворачивается ко мне мать. — Ты бледный. Пил?