твоей мамы. — Она делает акцент на слове «твоей».

Я бы с радостью ушел сейчас в свою комнату, но никогда не доставлю стерве такое удовольствие — знать, что я сдался.

Боковым зрением замечаю, как она достает из кармана проститутской юбки телефон и берет его в руки горизонтально. Бьет пальцами по экрану и включает какое-то комедийное шоу.

Вот только этого мне не хватало.

— Надень наушники, — говорю ей спокойно. Почти прошу.

Она делает громче.

В груди поднимается вспышка гнева, но я изо всех сил стараюсь ее сдержать.

— Выключи или надень наушники, — повторяю тихо, но строго.

Она снова увеличивает громкость и смеется какой-то шутке.

— Если ты немедленно не прекратишь, я вышвырну твой телефон.

Стерва делает еще громче.

Сжимаю кулаки до хруста.

Клянусь, я правда изо всех сил старался сдержать в себе ярость. Но не получилось.

Подскакиваю с дивана и резким движением вырываю из ее рук проклятый телефон, а уже в следующую секунду со всей силы швыряю его в стену.

Комедийное шоу замолкает.

— ТЫ ОХРЕНЕЛ, ПРИДУРОК!!!??? — Лиза подскакивает следом и орет на меня, что есть силы.

В этот момент меня снова обдает шлейфом ее запаха, и айва проникает глубоко в клетки.

Ну все, меня накрыло.

Беру Лизу за плечи и оттаскиваю к стене, вжимаю всем телом и хватаю за шею. Вот сейчас очень важно сдержаться и не придушить ее на самом деле.

Она замирает. Правой ладонью на Лизиной шее я чувствую, как быстро бьется ее пульс. Левой ладонью на талии ощущаю участившееся дыхание девушки.

— Зачем ты провоцируешь меня? — спрашиваю сквозь зубы.

В ответ она лишь тихо смеется.

Четыре года назад с Лизой что-то случилось, и она слетела с катушек. Я долго анализировал, в какой именно момент произошли перемены, и понял, что после того дня, когда она плакала в подъезде, а я смотрел на нее в растерянности и хотел стереть в порошок любого, кто обидел ее.

Нет, я не стал в тот день считать ее своей сестрой. Хоть миллион человек в один голос скажут, что она моя сестра, я не приму этот факт. С самого первого дня я четко осознал: она мне никто. И мое мнение об этом не изменится никогда. Да, умом я понимаю, что у нас один отец, но никто и ничто не заставят меня принять этот факт. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Я скорее умру, чем назову ее своей сестрой.

Но тогда в подъезде, смотря на слезы, которые градом катились по ее щекам, я хотел разорвать того, кто сделал с ней это. И тогда же я осознал, что больше не хочу с ней по-плохому. А по-хорошему не могу. Наверное, я действительно придурок, как говорит Лиза.

И я снова перестал ее задирать. Зачинщиком наших перепалок всегда был я, она лишь велась на мои провокации. Я прекратил это и решил, что лучше всего не обращать на нее внимания.

Но это больное сумасшествие оказалось нужно ей. С тех пор на эмоции и ярость она выводит меня умышленно. Вот как сейчас. Пришла в этот ненавистный день и стала издеваться. Она мазохистка.

Лиза чертова мазохистка, которая испытывает удовольствие от того, что я вот так ее скручиваю.

Чувствую ладонью на ее шее, как она сглатывает. Вскидывает голову наверх и смотрит мне ровно в глаза сквозь волосы, которые упали ей на лицо. Она пробует сдуть их, и порывом ее дыхания светлые пряди достают до моего подбородка, ударяя меня током.

— Что-то ты сегодня без настроения, братик, — она делает акцент на слове «братик», и меня передергивает.

— Я тебе не брат, — цежу ей.

— Кто тебе это сказал? — смеется. — Брат самый настоящий. Старший.

Усиливаю захват на шее. Придушу стерву, если не заткнется.

— Как же это хорошо — иметь старшего брата! — продолжает сахарным голоском. — Я так счастлива, что ты у меня есть.