С этими словами она пришпорила коня, с места поднимая его в галоп. Копыта ударили о землю, рассыпая брызги гальки кругом себя, стражники мгновенно расступились, выпуская её вперёд, и только один голос прозвенел у Эриан за спиной.

– Стой! Я хочу увидеть твоё лицо и узнать, как тебя зовут!

Эриан и не думала замедлять ход. Кобыла несла её вперёд, но, удалившись от отряда достаточно, чтобы решить, что осталась в одиночестве, Эриан бросила взгляд через плечо, и обнаружила, что вороной жеребец Сафирота несётся следом за ней.

Эриан пришпорила кобылу, заставляя ту прибавить ход. Она знала каждую колдобину в здешних местах и не сомневалась, что легко оторвётся от преследователя, но копыта вороного продолжали стучать за спиной, и, оглянувшись ещё на мгновение, Эриан обнаружила, что тот стал заметно ближе к ней.

Эриан пригнулась к шее лошади и снова дала ей шпор. Ветер свистел в ушах и трепал шаль, силясь сорвать её прочь. Эриан не оглядывалась более, опасаясь, что так позволит Сафироту увидеть своё лицо, и потому пропустила момент, когда рука в массивной кавалеристской перчатке из чёрной кожи, украшенной тиснёными на ней старинными орнаментами, перехватила поводья и рванула их в сторону, останавливая кобылу.

Эриан коротко вскрикнула, порыв ветра сорвал с её головы шаль, непослушные волосы рассыпались по плечам.

– Красота, – признал Сафирот, разглядывая её, – будь ты одной из дочерей эрла, я бы выбрал тебя.

Губы Эриан дрогнули.

– А я бы не выбрала тебя никогда, – отрезала она. Ловко вырвала поводья из его рук и снова пустила коня в галоп, уже не пытаясь скрывать лица.

Сафирот уже не пытался преследовать её, он остался стоять, с улыбкой глядя черноволосой красавице вслед. Девушка, встреченная им на берегу, не выглядела особенно благородной на лицо, на ней не было ни драгоценных браслетов, ни жемчужных серёг. Только простой серебряный венец перехватывал чело, выдавая, что она далеко не из простых. И хотя черты её лица не обладали правильностью статуй, изображавших Деву в столичных храмах, ему понравились её голос и её взгляд.

Сафирот дал себе слово выяснить, кто перед ним. «Не женой, так наложницей», – подумал он и усмехнулся про себя.

Вот уже почти сотню лет семейство Ригель враждовало с домом Шаул, как часто бывает с соседями, которые не согласны в вопросе о прохождении их границ.

Конфликт между двумя родами начался из-за полей иты на Брен-Орат. До войны последний считался частью владений Брен Шаула, расположенных на острове Тысячи Кинжалов.

Однако ещё раньше, сто лет назад, остров Бурь был частью Острова Белокрылых Кораблей. Он откололся от него в ходе землетрясения – по уверениям Ригеля-старшего спровоцированного Шаулами. Впрочем, доказать свою позицию эрл никак не мог.

Когда началась война, и светлые получили законное право атаковать любого, кто творил заклятие тьмы, особенно если тот отнимал у империи столь драгоценный ресурс, как «Пыльца фей», Ригели не заставили себя долго ждать. Тогда ещё островом правил не Месилон, а его отец. Ведьмачьими талантами он не владел, но зато у него было почти шесть сотен отличных мечей и столько же воинов, желавших пустить их в ход – по большей части рыцарей Брен-Хайде не интересовало, кого именно они будут убивать. Все они сидели за каменными стенами уже так давно, что мечтали лишь о том, чтобы началась хоть какая-то война.

Довольно быстро Остров Бурь обрёл своего нового (или Старого, как считали Ригели) владельца. Но война подошла к концу. Магистры сделали своим новым лозунгом борьбу за равенство светлых и тёмных и восстановление последних в правах. Так что уже через несколько лет после того, как отгремели взрывы и перестали звенеть клинки, новый эрл, Месилон Ригель, получил повестку в суд. Тогда же он узнал, что замком, стоящим на соседнем острове, правит теперь Беиска Шаул – жена прежнего эрла, погибшего на войне. Которая, к слову сказать, по крови не имела ни малейшего отношения к роду Шаул и уж точно не имела права на Остров Бурь.