Как будто у меня есть силы. Особенно после всего того, что произошло сегодня.

– Да, мам, конечно, – натянуто улыбаюсь. Не думаю, что мама не понимает моего состояния, но, кажется, её удобнее делать вид, что всё в порядке.

Всегда завидовала тем девочкам, которые дружат со своими мамами. Секретничают, рассказывают им о своих переживаниях. У нас не так. Нет, конечно, родители любят меня по-своему. И мама старается, как может, но всё же не подруги мы с ней, как ни крути. Может, оно и к лучшему.

До переезда в этот город я очень тесно общалась со своей тётей, маминой сестрой. Она старше меня всего на восемь лет, и мы всегда с лёгкостью находили общий язык. Но месяц назад Оля вышла замуж, а мы уехали из города. И я бы рада позвонить ей, поболтать по душам, как раньше. Но всё не решаюсь, боюсь помешать молодожёнам, которые только недавно вернулись из свадебного путешествия. Оля, как любит повторять мой отец, удачно вышла замуж. И её избранник ни в чём не отказывает любимой, поэтому после свадьбы увёз её в Дубаи. А я надеюсь, что как только у неё появится возможность, она сама позвонит мне.

В спальне братьев как всегда, хаос. Тетради и учебники валяются на полу, Димка сидит на столе, а Тимофей скачет по кровати.

– О! Надюха! – восклицает восторженно Тимка. – Пришла нам с домашкой помочь?

Ничего не отвечаю, лишь покачиваю головой. У этого сопляка такой тон, словно я не помогать буду, а вместо этих лоботрясов уроки делать. Бессовестные. В отличие от меня, учатся в школе, которая в десяти минутах ходьбы от нашего дома. Их приняли без проблем, а для меня, видите ли, места не хватило.

– Значит так, пока не наведёте порядок, помощи можете не ждать! – произношу строго и собираюсь выходит из комнаты.

– А мы маме пожалуемся, что ты не хочешь нам помогать, – произносят хором и показывают языки.

– Рассказывайте, – усмехаюсь и выхожу из этой обители срача. После сегодняшнего мне уже, кажется, ничего не страшно.

9. Глава 9

– Серьёзно? – Вера округляет глаза, и я боюсь, что они сейчас вывалятся из орбит.

Я пришла в школу минут за двадцать до начала уроков и вкратце пересказала Мышкиной события вчерашнего вечера. Подробности разговора с отцом, разумеется, опустила.

– Я тебе больше скажу, Штерн меня встретила при входе в школу и «извинилась», – рисую в воздухе кавычки. – Мол, у неё живот разболелся, и она ушла домой. Про телефон и закрытую дверь вообще ни слова, будто не её рук дело.

– Ну, вообще…

– А главное я вот чего не пойму, Вер, чего эти двое ко мне привязались? Ну, я же не сделала им ничего? – эмоционально взмахиваю руками.

Мы стоим возле окна и ждём звонка на урок. Девушка ставит один локоть на подоконник и подпирает рукой щёку, задумчиво смотрит в окно.

– Видишь ли, это их обычное поведение, – её губы вытягиваются в тонкую линию. А тон такой, словно она пытается оправдать этих негодяев.

– То есть, для вас в порядке вещей это всё? – слегка повышаю голос. Эмоции зашкаливают, и обострённое чувство справедливости не даёт успокоиться. – Бре-е-ед!

Поправляю серую юбку, которая, спасибо маме, теперь сидит на мне, как влитая, и иду в класс. Мышкина плетётся следом.

– Ты пойми, Надь, Рягузов – сын директрисы, родители Чернышевских – спонсоры школы…

Вот даёт. Ещё и аргументы приводит, исходя из которых, все перед этой шайкой преклоняться должны.

– А Штерн? – резко разворачиваюсь, Вера едва успевает затормозить, чтобы не снести меня своими габаритами.

– Штерн? Штерн их подружка и тоже ребёнок спонсоров – равнодушно пожимает плечами.

Безразмерная блузка с довольно широким вырезом съезжает на один бок, и Вера её тут же поправляет. Смотрю на неё искоса – странная. Конечно, её фигура далека от идеала, но одежда на несколько размеров больше придаёт ей дополнительные объёмы.