Она не думала куда идёт. Вниз или вверх по лестнице. Это дверь в гостиную или в сад. Это злополучное полотенце или коврик на полу, на который она села, забившись в тёмный уголок в прачечной. Прижалась лбом к холодному боку стиральной машины и заплакала навзрыд.

Да, она знала, что всё сделала не так. Не так себя вела. Не так поступала. Вместо того, чтобы бить кулаком по столу, требуя уважения — на многое закрывала глаза и сглаживала конфликты. Чаще уступала, чем настаивала на своём. И старалась улыбаться, когда надо было рычать от негодования.

Тряпка! Самая настоящая тряпка, о которую только дети ещё не вытирают ноги, но это тоже вопрос времени.

Она выросла нежным тепличным растением в интеллигентной семье, где не принято было доказывать что-то друг другу криком и кулаками. Своё спокойствие Ия считала силой духа. Умение не обращать внимание на негатив — замечательным качеством. Свою покладистость — готовностью идти навстречу мужу, поддерживать его.

Но она ошиблась. Во всём.

26. Глава 23

Слёзы текли и текли. И обидные слова мужа всё звучали и звучали в ушах. Особенно не слова, а его молчание — гробовое, могильное, окончательное, как приговор.

Сколько Ия проплакала и просидела в тёмном углу — она не знала. Никто её, конечно, не искал. Дети мирно посапывали в своих кроватях. Муж тоже скорее всего безмятежно уснул. Кому она вообще нужна? Никчёмная, слабая, растворившаяся в своей семье как соль в стакане воды. Без своих личных достижений, устремлений, да что там — даже желаний. Ведь желания мужа и детей она и правда всегда ставила выше своих. Но забота о них, их счастье и улыбки — это и были её желания, других у Ии никогда и не было.

Со всем, что Марат ей сказал, она и сейчас была согласна.  

Голова гудела. Мысли носились по кругу. И лучшее, что она могла бы сделать — лечь и уснуть.

Ия проглотила таблетку снотворного. Попыталась пристроиться на диване в гостиной. Включила телевизор, чтобы хоть как-то отвлечься пока снотворное подействует, укуталась по горло в плед.

Но время шло, слёзы текли, а она не видела и не слышала, что происходит на экране — всё так же думала о своём.

Думала о том, что никогда ей не было так больно. И она не знает, как приглушить эту боль. Как собраться. Как принять то, что её жизнь разбилась вдребезги. Что никогда уже не будет как прежде. Хотелось забыться. Погрузиться в какое-нибудь небытие, хотя бы медикаментозное. Хотя бы на время.

Она выпила ещё одну таблетку снотворного. И вышла в сад.

Просто села на крыльце у двери в кухню. Запахнула поплотнее тонкий халат — то ли её знобило, то ли действительно похолодало. И с горькой иронией подумала, что футболку она зря не надела. Зря нацепила эту новую тонкую шёлковую сорочку и халат с кружевами в комплект. Зря надеялась, что на самом деле всё не так плохо. Они ссорились с Маратом и раньше. И порой дулись друг на друга, и не разговаривали ни по одному дню. Но никогда он не оставлял её одну, в слезах. Положа руку на сердце, не так уж часто она и плакала. Но сегодня никак не могла остановиться.

Ия всхлипнула.

Мужская рука протянула ей салфетку.

— Я не умею успокаивать плачущих женщин.

— И не надо, — свернув тонкую салфетку вдвойне, промокнула Ия глаза, когда Марко сел рядом. — У тебя была жена, Марко?

— Была, — кивнул он. — Она изменила мне с моим другом. Потом ему с его братом. А потом нашла себе какого-то дона Педро и укатила с ним в Мексику. Мне было лет двадцать. В общем, это было очень давно. И уже тогда меня звали Луд, — улыбнулся он и протянул руку раскрытой ладонью вверх. — А точнее Луди.