– Неужели такие еще существуют? – ухмыльнулся он, съезжая на подземную парковку. – Где же она выросла такая, совершенно не приспособленная к реалиям этого мира?

На самом деле Олегу не хотелось, чтобы Аня к ним приспосабливалась. Ведь это бы означало нарастить броню, стать дерзкой, где-то жесткой, потерять прелесть своей невинности и наивности – потерять себя.

– Поместить бы ее в музей под стекло, – подумал Олег, поднимаясь в лифте, – как редкий экспонат, чтобы можно было любоваться.

А любоваться Олегу хотелось. Жаль, что в жизни они никак друг с другом не связаны. Аня была ему интересна. Он не чувствовал в ней той пустоты, что была свойственна современным девушкам. Напротив, он чувствовал глубину, которую хотелось постичь и измерить. Жаль, что между ними такая пропасть. Ведь разве он сам может быть ей интересен? Конечно, нет. Олегу вообще казалось, что единственные чувства, которые он вызывает в Ане, – это страх. И если бы это было возможно, то она предпочла бы никогда с ним не встречаться.

– Я спать, – прервала его мысли Карина.

– Давай. Спокойной ночи, – кивнул он.

– Спокойной ночи.

Он тоже быстро принял душ и лег в постель рядом со спящей женой. Она не шелохнулась. Отвернувшись от нее, Олег подумал:

– Как там Аня? Сильно ли ее потрепала мама?

Он был согласен, что небольшая взбучка иногда крайне полезна в воспитательных целях. Главное, не переборщить. И Олег надеялся, что маме Ани знаком этот принцип. Хотя какое бы ему было до нее дело? Чужая дочь, чужая девушка… И все-таки он думал о ней.

Ане же пришлось несладко. Мама не делала никакой скидки на состояние дочери и с порога принялась ее распекать.

– Ты, что, пьяная? – ужаснулась она.

– Я немного выпила, – попыталась девушка оправдаться. – День рождения же все-таки.

– И что? – взвилась мать. – Это повод напиваться? Ты себя вообще видела? А что это за платье? Аня, откуда у тебя это платье и где твое платье?

Ане хотелось исчезнуть, снова уйти и вернуться только, когда мама успокоится, но она знала, что этого не будет, поэтому стоически терпела, превозмогая слабость и тошноту.

– Это платье Оксаны. Я…, – ее мозг, несмотря сейчас на состояние желе, пытался активно найти оправдание. – Я пролила сок на себя и она одолжила мне свое платье.

Аня не привыкла и не умела врать. Она прятала взгляд, чтобы мама не догадалась, что ее слова – ложь.

– А почему ты не привезла свое платье? И, кстати, кто тебя привез? Что это за машина? – глаза матери сузились и она впилась взглядом в дочь.

– Ларис, да оставь ты девчонку в покое, – раздался из комнаты голос отца. – Дай ей хоть пройти. Что ты ее в коридоре держишь?

– А ты не защищай, – крикнула она в ответ. – Ты посмотри в каком виде она пришла. Взрослой, что ли, стала?

– Мам, это было просто день рождения. Мы с девчонками посидели, выпили по бокалу шампанского. Ну, в конце концов, я же не маленькая девочка, – Аня попыталась улыбнуться, чтобы смягчить гнев матери. Но та была непреклонна.

– Я спрашиваю, кто тебя привез. И, главное, откуда? – мать скрестила руки на груди и была настроена воинственно.

– Это папа Карины. Мы вместе учились в училище. Он просто меня подвез, – воспоминания о сцене возле клуба вызвали у Ани новый приступ стыда.

– Быстро сними с себя это платье и марш спать, – прошипела женщина. – И больше никаких дней рождений и посиделок с подружками. Дожилась. Дочь приходит домой пьяная и непонятно в чем.

Аня, обрадованная, что экзекуция закончилась, протиснулась мимо матери и юркнула к себе в комнату. Переодеваясь в пижаму, она слышала, как отец что-то говорил, как недовольно, но негромко возмущалась мама. Обрывками до нее долетали фразы: