Б.А.: Помню… 80-й год тяжелый был: война в Афганистане, смерти, отъезды… Мрачный год. Я сначала в защиту Сахарова высказалась, потом – за Копелева. И меня это вдруг страшно развеселило… Я, конечно, понимала, что это не приведет к добру, и думаю, что те, кто за этим как-то следил по долгу службы, были этим несколько озадачены: к чему, дескать, она клонит? Что она имеет в виду? Разумеется, я не надеялась их спасти, это была попытка спасти свою совесть. И мне полегчало страшно. Я помню, что первым узнал об этом Войнович и – понял, что так правильно, что мне так НАДО. Потом я Васе рассказала, Аксенову… И еще, я вдруг тогда вспомнила, что я член Американской академии искусств, и написала, что если больше нет других академиков в стране, то хотя бы я скажу про Сахарова доброе слово. Я к Леве Копелеву и к Рае Орловой с этим текстом пришла, мы смеялись… Я смеялась. А они испугались. За меня. И я помню, что это было – облегчение. А потом как-то все еще тяжелее шло – отъезд Аксенова, Войновича, Копелева, смерть Высоцкого… 17 лет прошло… В следующем, 1998 году шестидесятилетие его будут отмечать, и вот чем дальше, тем заметнее… его присутствие в умах.

Е.П.: Тогда была еще одна смешная история. Помнишь, тебе позвонил один из секретарей Союза писателей, женского пола, давай ее назовем ОНА… Позвонила и ужаснулась: «Как это могло случиться?»

Б.А.: Она вообще-то ко мне добродушно относилась, доброжелательно, насколько я понимаю. Просто ей поручили… И я ничего против нее не имела и не имею. Я, правда, ей сказала в свое время – не надо секретарем Союза быть, это очень опасно для жизни. Она говорит: «В каком смысле?» «А в таком смысле, что вот один мой старший коллега, с которым я дружила при многих разногласиях, он, по-моему, от этого умер». То есть что все-таки он был лучше, чем должность, которую он вдруг стал занимать и где ему пришлось впрямую соучаствовать в некоторых недостойных поступках. Ну вот, и она позвонила, Боря взял трубку, и она трогательно даже так сказала: «Она, наверное, не будет со мной разговаривать». Но почему же? Я взяла трубку, а она опять: «Белла, что случилось? Каким образом попал на «Голос Америки» твой текст?

Е.П.: Как будто эти детали – главное. На их языке это называлось ПРОВОКАЦИЯ…

Б.А.: А я сказала, ты разве не знаешь, что «Голос Америки» не держит в Москве корреспондента, поэтому мне пришлось пригласить к себе корреспондента «Нью-Йорк таймс»…

Е.П.: Как тут не ахнуть – Америка… Нью-Йорк… «Таймс»… Копелев… Сахаров… Брежнев… Афганистан… Ахмадулина… Слишком большая нагрузка на один микрон мозговых извилин исполнительного чиновника…

Б.А.: И вот это малое мелкое веселье, оно, в общем, было утешительно. Как и во многих других обстоятельствах… В истории с «Метро́полем», например… Дальше все совсем плохо пошло… Аксенов… Он только выехал, звонит из Парижа, а я ему говорю: «Володя Высоцкий умер». Он закричал: «Нет, не может быть! Это, наверное, ошибка! Сколько раз уже слухи были…» «Нет, – говорю, – на этот раз не ошибка…»

Е.П.: А вскоре и Аксенова гражданства лишил «дорогой Леонид Ильич». Равно как и тех других писателей, кого ты упомянула. Их заставили стать эмигрантами, их эмигрантами сделали, им жизнь поломали, а потом еще фыркали, удивлялись, что они не бегут «задрав штаны» за перестройкой, как только ее прокукарекала КПСС…

Б.А.: Ну а если о радостях жизни, то следующая радость была, когда вы со Светкой поженились, а мы с Борисом были у вас свидетелями. 13 февраля уже 81-го года, ты еще боялся – «черная пятница»…