Я тут же мысленно возвращаюсь в тот момент. Максимум, какой вред я могла нанести, — это поцарапать ему руки. Но покалечить… А если это Дмитрий?..

— У него обожжены руки выше кистей. Очень сильно. До волдырей.

— А я при чем? — я начала злиться на несправедливые обвинения.

— Отметины в виде ладоней. Небольших, — мама говорила неуверенно, но мне хватает и сомнений в ее голосе.

— Мам, как я могла это сделать? Вот сама подумай!

— Я просто спросила. Не кипятись.

— Мне иногда кажется, что тебе отчим дороже нас, — сказала я вполне серьезно.

— Это не так. И давай не будем сейчас ругаться. Я завтра приеду к деду, навещу его и с вами поговорю. Сейчас мне надо привести дом в порядок. Передай трубку Нике, мне есть что ей сказать, — попросила мама.

Я исполняю просьбу и возвращаюсь в дом, протягиваю телефон.

— Мама, — произношу я.

Сестра выбегает из комнаты, я вижу, как она густо краснеет, здороваясь и неразборчиво отвечая. Бедняжка. И я бы сгорела со стыда при разговоре с мамой на такую пикантную и сложную тему.

Я устало опускаюсь на низкую кровать, и мой взгляд упирается в открытую коробку конфет. Такие сладости я еще никогда не пробовала. Маленький ярлычок говорит, что они ручной работы и приготовлены с любовью из лучших ингредиентов. И раз уж Ника распаковала и попробовала, то можно и мне. Сейчас как никогда хотелось побаловать себя сладким. Я выбираю самую большую конфету с янтарными вкраплениями и откусываю. Очень вкусно. Да ничего вкуснее я не пробовала!

— Попробуй вон ту, как клубника, — советует сестра, застав меня за выбором следующей сладости. — Они мне больше всех понравились. А кто тебе их подарил? Он? — Ника кладет телефон на столик и садится рядом. — Твой парень?

— Ник, я же просила, — отвечаю я с полным ртом. — Не упоминай, не дай бог деда услышит. И маме ничего не говори.

— Да помню я, — кисло подтверждает сестра. — Но мне-то ты можешь рассказать, — она строит жалобное личико. — Он то искал тебя дома, то оказался тут.

— Не могу. Нечего рассказывать. Как разговор с мамой?

— Тоже нечего рассказывать, — отвечает сестра. — Я пойду деда встречу. Скоро автобус приедет.

Она оставляет меня одну, а мне хочется крикнуть: «Я с тобой», — но, кажется, нам с Никой нужно побыть наедине каждой со своими мыслями.

А мои мысли возвращаются к Дмитрию.

Странный мужчина. Я не понимаю его. Он ищет встречи со мной, а потом сам же и злится, гонит. Словно в его голове происходит борьба.

Или он просто сумасшедший…

Я понимаю лишь одно — мне нужно прекратить общение с ним. Ничего хорошего оно не принесет. У нас разные миры. Его — успешный и дорогой, а мой — уютный и простой, если не считать стычек с отчимом.

— Нет, — я трясу головой. — Вот об отчиме я совсем не хочу думать, — шепчу себе под нос, продолжая поедать одну за другой конфеты. — Лучше уж о нем…

А мне и не надо прилагать много усилий, чтобы мысленно вернуться к титану. Образ мощной мужской фигуры сам появился перед взором. А еще ощущение жара, словно Дмитрий вновь меня обнимает и… целует. Страстно. Горячо. Очень откровенно. От чего внизу живота разгорается пожар. Даже сейчас, стоит лишь вернуться в объятия титана мысленно.

Мужчина словно поселился в моей голове. И днем, и ночью — во снах, он был там.

Даже когда мама приехала на следующий день и мы втроем разговаривали, я невольно думала о нем. Как он без видимых усилий держал отчима на вытянутой руке, как рычал, словно дикий хищный зверь.

В титане было что-то звериное. Его точные несуетливые движения, рокочущий голос, невероятная сила. Рядом с ним я чувствовала себя не в своей тарелке. Я попадала под чары его хищного обаяния и словно теряла частичку себя, растворялась в своих желания и совершала глупость.