Напустив на себя надменный вид, шагнула в проем и рявкнула:

— А ну прекратили трепаться!

Тетки от испуга вскочили с табуретов. Зеленщица пошатнулась и ухватилась за сердце, а стряпуха уронила тяжелую скалку себе на ногу. Едва сдержавшись, чтобы не поморщиться от жалости, я погано расхохоталась. Так, как это сделала бы сестра в такой ситуации. Анаретт не слишком умела сочувствовать, а слуги для нее были не живыми людьми, а чем-то вроде мебели. Она не видела за исполнителями живых людей.

— Это тебя Аэр наказал, чтобы меньше слушала сплетни, — с довольным видом изрекла я, подбавив в голос яда. — А тебя накажу сама, чтобы язык не распускала!

Произнося гадкие слова и наблюдая испуг ни в чем не повинных женщин, ненавидела себя за это.

— Да, ваше высочество. Это больше не повториться, ваше высочество, — покаянно залепетали они, низко кланяясь и заискивающе поглядывая.

Сердце сжалось, когда я увидела слезы, блеснувшие в глазах зеленщицы. Но лучше так, чем двадцать ударов плети, успокаивала себя, мучаясь от угрызений совести. Пусть лучше так...

— Ты что все еще здесь делаешь? — обратилась к зеленщице.

Надо бы выпроводить ее отсюда побыстрее от греха. Пусть убирается, пока Анаретт еще какую пакость не выдумала. Ну как меня заставит ее наказать.

— Простите, ваше высочество, я только принесла свежую зелень, — растерялась та, бледнея еще больше и хлопая реденькими ресницами.

— Мы больше не нуждаемся в твоих услугах.

Женщина всхлипнула.

Я знала, что это ее самый верный заработок, а дома ждет неизлечимо больной сын, но была непреклонна:

— Вон!

— Простите… Принцесса Анаретт! Ваше высочество, — она вдруг бросилась к моим ногам, принялась целовать подол платья.

— Не губите! У меня сынок…

Брезгливо отступив от нее, выдавила сквозь зубы, презрительно кривясь.

— Впредь приноси зелень и сразу проваливай. Не мешай работать прислуге! Еще раз увижу…

Не обращая внимания на ее благодарные причитания и слезы, круто развернулась и с высоко поднятой головой прошествовала к выходу. В коридоре меня поджидала улыбающаяся сестра. Она даже изобразила аплодисменты. Настроение безнадежно испортилось, а меня едва не выворачивало от отвращения к себе.

— Довольна? — спросила я, чувствуя закипающий внутри гнев.

Уж больно хотелось вцепиться Анаретт в волосы и приложить лицом о каменную кладку раза два или три… Я даже вцепилась пальцами в складки юбки, чтобы так не поступить.

— Сегодня ты превзошла себя! — ответила она. — Полагаю, теперь ты готова к последнему, самому важному испытанию.

От ее поганой улыбки стало совсем дурно. Чувствую, впереди меня ждет что-то еще более мерзкое. Терпи, Ренни, терпи! Надо еще немного потерпеть, ради свободы.

Анаретт проводила меня до покоев и на время оставила. Тетушка запретила мне отлучаться из покоев без своей дочери, поэтому я час или два слонялась из угла в угол, мечтая скинуть опостылевшее платье, избавиться от тесного корсажа и чулок.

Смотрела в окно на Лаллу. Пыталась читать припрятанную тайком книгу, которую умудрилась незаметно стащить из библиотеки, но никак не могла продвинуться дальше третьей строчки. Вскакивала, снова возвращаясь к окну, и до боли в глазах всматривалась в улочки раскинувшегося у подножья города.

Столица затихла. Затаилась, будто в преддверии грозы. На море штиль, на небе ни облачка, но залитые солнечным светом улочки вдруг показались зловещими...

— Это все он, — прошептала я вслух. — Впереди него идет сама тьма…

Вдруг стало холодно до дрожи, и я обхватила себя руками. Что-то подсказывало, с приездом Анделара Рансовье моя жизнь уже не будет прежней. Только вот хорошо это или плохо?