И я ошибался. Её кожа не сливочная на вкус. Вовсе нет. Её кожа пахнет малиной. И имеет неповторимый вкус. Чёрт. Пальцами надавил на закрытые веки, под которыми лицо девчонки встало. Какого чёрта, Полина Чижова? Какого чёрта ты пробралась в мою голову? Я просто обязан избавиться от девчонки. Как можно скорее. Пока это не зашло слишком далеко.

Не забываем поддерживать автора звёздочками и комментариями)

8. Глава 7

— Солнышко, — мама вошла в мою комнату, едва я открыла глаза, — доброе утро.

— Доброе, — села на кровати, сонно моргая.

— Милая… — мама присела на край кровати и замялась. — Мы сегодня переезжаем.

— Опять? — я прижала покрывало к груди. — ОН снова нас нашёл? — шёпотом.

— Нет-нет, — поспешила успокоить меня родительница.

— А куда? Чем эта квартира тебе не нравится?

— Нравится. Но мы с Олегом решили, что пришло время съехаться.

— Мам, — я раздосадовано поджала губы. Не готова я жить с Олегом Леонидовичем и Ромой в одном доме, — тебе не кажется, что ты слишком торопишься? Вы знакомы с ним всего два месяца.

— Олег сделал мне предложение. И я согласилась, — перебила меня мама.

— Мам. Ты плохо знаешь Олега Леонидовича.

— Полина, ты ошибаешься. Я знаю Олега ещё со школы.

— Мам, — предприняла последнюю попытку, — Рома только потерял мать. Мне сказали, что только пять месяцев прошло. Слишком быстро вы женитесь. Вам стоит подождать.

— Я ждала больше восемнадцати лет, — мама резко встала с кровати. — Разговор окончен, Полина. Собирай вещи. Вечером мы переезжаем.

— А как же репетиция? — я обиженно поджала губы, не ожидая от мамы грубости.

— Пропустишь.

Мама ушла, а я в расстроенных чувствах упала на подушку и притянула к себе медведя, которого когда-то подарил мой любимый дядя. В груди всё скручивалось от плохого предчувствия. У меня даже сомнений не возникло, что конфликты и скандалы будут постоянно. И я прекрасно понимала Рому. В таком возрасте суметь принять новую женщину отца слишком сложно. Особенно, если мама только умерла.

Я не знала своего отца. У меня даже отчества не было. Мама никогда не говорила мне об отце, а я в подростковом возрасте поняла, что эта тема слишком болезненна для неё и не спрашивала. Первый раз мужчина появился в нашем доме, когда мне было четырнадцать.

По щекам слёзы снова потекли, и в груди всё сжалось от удушающей паники. Задышала глубоко, как учил меня мой психотерапевт. И мысленно постаралась переключиться на что-то приятное. Тут же мысли перескочили на Рому. Коснулась шеи и тяжело вздохнула.

Почему же он вчера не пришёл? Во мне вновь что-то всколыхнулось. Снова в груди всё сладко сжалось. Так хотелось в глаза Ромы посмотреть. Забрать его боль, если вдруг её увижу. У него ведь такие красивые, глубокие и умные глаза. Вот только грустный. Полные боли и печали. В первую нашу встречу я не разглядела этого. Не поняла. Слишком смущена была вниманием такого красивого парня.

В неожиданном для себя порыве, вскочила с кровати, открыла верхний ящик стола, достала тетрадь и карандаши. Прямо в ночнушке опустилась на пол. Скрестила ноги вместе и погрузилась в рисование. Карандаш порхал по бумаге, вырисовывая знакомые черты лица, взгляд, упрямый подбородок, острые скулы, пухлые губы. Я потерялась во времени, вырисовывая с особой любовью, с трепетом черты лица того, кого вижу даже с закрытыми глазами. Так чётко. Так ясно.

Оторвалась только тогда, когда последнюю волосинку непослушную нанесла на бумагу. Потянулась и глухо застонала от боли в шее и спине. Поднялась с пола, тут же охнув, когда мелкими иголочками их закололо. Подняла с паркета портрет Ромы. Пальчиками провела по губам смотрящего с портрета на меня парня.