— Я вас слушаю, — склонился он надо мной.

— У меня в ноге — пуля, — понизил я голос. — Я бы хотел, чтобы вы ее вытащили без шума и пыли, а я в долгу не останусь. Равно как и в случае, если вы меня сдадите.

Ну, куда ж тут без четких условий? Никуда…

Судя по волне напряжения, прошедшей по лицу собеседника, предложение ему мое не понравилось, что ничуть не удивило. Он нахмурился, помарчнел, но все же кивнул:

— Хорошо. Решим нашу с вами проблему…

— Я выдержу местную анестезию. Пуля не глубоко.

— Ладно. — И он обернулся к двоим врачам, оставшимся в смотровой. — Каталку сюда. Я отвезу пациента на рентген. А вы — в приемный.

***

Я нервно расхаживала в приемном покое в ожидании… нет, не Рафа из операционного отделения. А когда зубы перестанут стучать, и я смогу внятно объяснить по телефону, что именно мне нужно от человека на том конце связи…

Когда врач увез Рафа на рентген, а меня выпроводили, мысли о том, что я привезла в больницу преступника с большей долей вероятности и стала соучастником, парализовали. Это безумие ничего не предпринять. Пока еще можно вылезти из ситуации с меньшими потерями, я обязана себя спасти и обезопасить. Потому что, какой бы Раф ни был обаятельный и привлекательный, мой приговор это никак не смягчит…

Наконец, я решительно набрала номер…

А уже через сорок минут сбивчиво давала показания представителю правоохранительных органов все в том же коридоре перед приемным покоем.

— Так вы решили, что у него — пулевое ранение, — констатировал тот меланхолично. Мужик средних лет, с напряженным лицом и уставшим взглядом. Будто смена его вот-вот закончится, а тут — я. — А врач что сказал?

— Врач не сказал ничего. А про пулевое ранение мужчина подтвердил сам. И я предложила отвезти его в больницу.

— И он согласился?

— Да.

— Как его имя, вы говорите?

— Раф.

С каждым его вопросом я чувствовала себя дурой все больше. Его напарник — парень помоложе — расхаживал со скучающим видом туда-сюда по приемному отделению, игнорируя нашу беседу. Мне же все больше казалось, что это меня сейчас загребут в камеру, а не Рафа.

— Проверьте и подпишите, — наконец, передали мне планшет. А мой собеседник обратился к коллеге. — Теперь нужно этого врача найти…

— А я могу ехать? — с надеждой поинтересовалась я.

— Пока останьтесь.

Черт, ну вот за что мне это, а? Мало мне было? Нет, еще сосед этот подстреленный…

— А другого имени не называл вам сосед? — поинтересовался вдруг напарник, вернувшись от стойки регистрации.

— Нет.

— По этому имени там никто не записан, — спокойно сообщил он коллеге.

— Врача нашли?

— Да, он пока оперирует.

— Пожалуйста, можно я поеду? — взмолилась я.

— Вы должны его опознать, — раздраженно объяснили мне. — У нас нет ни имени вашего соседа, ни записи в журнале о нем. А вы еще и уедете. Больше похоже пока на ложные показания…

Вот так вот захочешь повести себя, как законопослушный человек, и останешься виноватой.

10. 9

— Мне уже нужно звонить адвокату? — устало поинтересовалась я, роняя голову на руки.

— Нет еще, — вздохнул он. — Слушайте, я прекрасно понимаю, что вы хотите проявить предосторожность. Но, поймите, Наталья Игоревна, само по себе пулевое ранение ничего не доказывает.

— И то, что человек сознательно не обращается к врачу, а прячется в заброшенном дачном поселке, тоже? — скептически уточнила я.

— Может, он идиот.

«Не он тут — идиот», — подумалось мне.

— Саш, нашел, — вдруг возвестил коллега, возвращаясь от двери смотрового. — Парня уже заканчивают оперировать. А записан он как Серафим.

Я округлила глаза, но тут же вжала голову в плечи, когда из боковой двери вышел тот самый хирург.