Наконец-то до его крошечного мозга доходит еще кое-что, поскольку он чувствует позади себя мое присутствие.

Готовая расплакаться, всячески пытаюсь отделаться от него, точнее, от его пояса на фирменных джинсах, заклепки которого прочно подцепили, как бы вульгарно не звучало, мою сетчатую тунику. И нет, чтобы разорвать эту несчастную ткань, железки увели меня за своим пустоголовым хозяином, как собачку на поводке.

Комично и драматично.

Трагично!

В поезде я должна быть через десять минут, а я не пойми где. И главное, с кем?

С силой дергаю тунику, рву ее, не жалея.

— Видишь, и одежда твоя неравнодушна ко мне, — скалится Казанова. — Так и просится, чтоб её сняли.

— Еще одно слово, — грожу пальцем, но не договариваю.

— И че?

Как же он меня бесит.

— Через плечо!

— Да что ты завелась? Не виноват я, что твоя, — оглядывает с ног до головы, — рыбацкая сетка порвалась.

Мне кажется или вся эта дурацкая ситуация забавляет его?

— Тебе смешно, а я, благодаря твоему цыганскому ремню с драгоценными камнями, на вокзал опаздываю!

— Как интересно, я тоже. Но в своём опоздании вини только себя, рыжуля. Кофточку могла бы нацепить попроще, и лицо сделать улыбчивей.

— А ты — ремень несчастный снять!

— Какая ты дерзкая и нетерпеливая цыпа, — пальцы барабанят по бляхе от вышеупомянутого кожного предмета. — С удовольствием сниму, чтобы как следует тебя наказать.

Я чуть не поперхнулась. Вот это наглость.

— Но у меня нет времени, так что, давай! — верзила машет своей клешней на прощание, намереваясь куда-то уйти.

А ну, стоять!

Из-за этого олуха я рискую опоздать на поезд, а когда пребудет следующий, понятия не имею. Похоже, ноги мои начинают соображать быстрее мозга и, не теряя времени, ведут меня за этим ловеласом, не позволяя себе стоять на месте, и провожать его тоскливым взглядом.

2. Глава 2. На вокзал!

— Эй! — окликаю я парня, но он не собирается оборачиваться. Чешет себе, одному черту известно куда. — Да стой же ты!

На мой возглас широкоплечий все-таки останавливается.

— Чего тебе?

Смотрю, любезность его по отношению к даме определенно зашкаливает.

— И что мне теперь делать? — вопрошаю я, разводя руки в стороны.

Карие глаза щурятся на солнце, осматривают меня лишний разок на предмет дефектов внешнего облика.

— Ну, сейчас все рваное — модно. Так что ты в теме, мандаринка, — подмигивает чертяга и прячет глаза за солнечными очками, нацепляя их на нос.

— Мандаринка?

— Ну-у или... Апельсинчик, — равнодушно пожимает плечами. — Тебе идёт и то, и другое.

И сдался ему цвет моих волос? Сам как смоль чернявый, но мне и в голову не приходит называть малознакомого парня углем или засохшей смолой. Ему, наверное, было бы не очень приятно. Хотя, о чем я? По пижону не скажешь, что его может задеть чье-то мнение.

— Я тебе не фрукт, — гордо вскидываю подбородок, давая понять, что мне не по душе, названные им прозвища.

— Но выглядишь аппетитно. Наверняка, такая же мягкая и сочная. Я бы попробовал этот запретный плод, — и нагло так ухмыляется.

— Обойдешься, дегустатор. Зубы сломаешь.

— Неужели твёрдая, как орешек?

— Даже не пытайся. Не расколешь.

— И нежная, как лепестки розы, — продолжает он, чем заставляет меня пару раз нелепо моргнуть глазами. — И яркая, как лучик солнца. Хрупкая, как крылья бабочки...

— Какой же ты подхалим и хитрюга, — рублю на корню его фальшивые подкаты.

— О, ты ещё и наблюдательна, — лёгкая улыбка трогает его губы.

— Ты сам постарался. Могу огласить полный список, — скрещиваю руки на груди, готовая и дальше перечислять достоинства незнакомца.

— Обожаю слушать о себе лестное, но, к сожалению, время вышло, — делает вид, что тема ему больше не интересна, и набирает на телефоне текст, может быть, даже чей-то номер.