Мы с Алькой переглянулись и дружно выругались.

– Именно! – подхватил полугном. – Мы также сказали… и он нас отжиматься заставил.

– Кто?

– Новый ректор! Гьерлум протестовать попробовал, но ректор его огнем слегка опалил, ну мы и решили не спорить, – Велька тяжело вздохнул. Было видно, что даже воспоминания о сегодняшнем построении даются ему в муках, а ведь утром ему пришлось отжиматься.

– А потом что?

– А потом перекличку закончили, а нас отпустили, – приятель махнул рукой.

– М-м-м… не повезло вам, – протянула Алька. – А ректор ничего не говорил про тех, кто пропустил?

– Не-а. Он вообще был… немногословен.

– Да тут слов и не надо, – усмехнулась я. – Главное – огня и побольше! А это что за шум?

Последнее относилось к странным звукам, доносившимся из-за двери.

– А так это… ректор приказал дежурить тем, у кого форма не по уставу.

– Что-о-о?

Мы с дриадой, не сговариваясь, выглянули в коридор. Так и есть: три гоблина старательно отмывали оконные стекла, а одна из феечек подметала полы, бубня себе под нос, что еще немного, и она переродится в ведьму.

– Вот те раз, – протянула Алька, возвращаясь в комнату. – Хорошо, что мы не пошли.

Я помотала головой:

– Не думаю, что наше отсутствие на построении спустят на тормозах…

– Ну посидим денек-другой в карцере, эка невидаль, – отмахнулась дриада.

– Боюсь, о карцере нам придется только мечтать, – отозвалась я.

Велька тяжело вздохнул и махнул рукой, признавая мою правоту.

От судьбы и от наказания спрятаться было невозможно, поэтому я потащилась в столовую. Повариха, огромная гоблинша, встретила меня в дверях.

– Обед уже прошел! – громогласно заявила она. – Жди ужина!

– Я это… мне сказали на кухне отработать.

– Кто посмел? – охнула повариха.

– Новый ректор.

– Вот ведь!..

Мы обменялись понимающими взглядами, понимая, что не стоит поддаваться эмоциям, поскольку у стен есть уши. Одни из которых как раз направлялись в нашу сторону. Уши были прикреплены к голове зубастой феечки. Удивительно, но сегодня она была одета строго по уставу: прямая юбка, сапоги и мундир. Правда, сшитый так, что подчеркивал волнительные изгибы фигуры. Похоже, и в преподавательском составе не обошлось без репрессий. Заметив нас, Донателла только вздернула выше подбородок и, чеканя шаг, словно на параде, скрылась за поворотом.

– Да, дела-а-а, – только и произнесла гоблинша. – Вот тебе и новый ректор! Не даром что из столицы прислали.

– Старый-то чем не угодил? – поинтересовалась я.

– Воровал много, а делиться не пожелал, – ляпнула повариха и сразу же прикрыла рот огромной ладонью. – Ой, что-то я разболталась. А ну, марш на кухню, раз назначили.

Деваться было некуда, и я направилась отбывать наказание.

На кухне была непереносимая жара. На плите все шкворчало и кипело. В огромных бадьях варилась похлебка для адептов, рядом на небольшой печке томилось в горшочках запеченное мясо для преподавателей. От ароматных запахов рот наполнился слюной.

– Иди, садись! – гоблинша указала мне на табурет и придвинула огромный чан с корнеплодами. – Вот, надо почистить!

– Так они ж алые, – охнула я, доставая клубень потатоса, чья шкурка была почти каменной.

– И что с того?

– Старые и горькие, – я попыталась отковырять кожуру ножом, лезвие скользнуло по корнеплоду, не оставляя даже царапины. – Да тут, похоже, зубило нужно!

– А ты что хотела? – фыркнула Умма. – Молодой потатос только для преподавателей привозят. И шкурку режь тоньше, а то всем не хватит.

– Может, вообще в кожуре сварить? – предложила я. – Эффект-то один: на помойку.

– Ты поговори у меня, – осклабилась гоблинша. Желтые клыки предостерегающе блеснули. – Тогда еще и пюре делать будешь.