– Посвети-ка телефоном… – попросила я через пару секунд раздумий.

Подруга снова зашуршала пакетами, пряча их в сумку, достала вместо этого телефон и включила на нем фонарик. Я подошла к двери. Наклонив голову, осмотрела внутреннее устройство замка, убедилась, что он не запирается изнутри.

– Хм… – пробормотала, оглядываясь в поисках чего-то, что могло оказаться подручным средством.

– Швабра? – предложила Марго, посветив в угол.

Вот не даром мы с ней уже почти год соревнуемся в сообразительности и смекалке! Молодец, подруга! Я схватила висящую на крючке швабру уборщика и примерила ее к ручке двери, которая открывалась наружу. Отлично подойдет! Аккуратно просунула рукоять сквозь скобу ручки и дальше – вбок по стене, образуя надежный, держащий дверь засов. Теперь снаружи дверь открыть было невозможно, и если профессору приспичит, он должен будет пойти звать уборщика – которого еще попробуй найди! Мы же за это время успеем сбежать.

Радуясь нашей с Марго находчивости, я полюбовалась на сооруженное мной устройство и вдруг заметила – между дверью и косяком оказывается была щель! Небольшая, но если приблизиться глазом…

Я так и сделала. И вдруг почувствовала, что сонливость на удивление быстро и резко пропадает, а адреналин в крови, наоборот, растет. Потому что в обнаруженный зазор между стеной и дверью кладовки было отлично видна самая стратегическая точка профессорского кабинета – его письменный стол и один из стульев для посетителей. Если сегодня здесь и будет происходить что-либо интересное, это будет где-то в этом отрезке комнаты. Скорее всего.  

– Подглядывать не хорошо, – попеняла мне в спину Марго, заставляя покраснеть.

– А подслушивать? – я повернулась и воззрилась на эту святошу, скрестив руки на груди.

– Это была твоя идея! – нервно ответила она, судя по судорожным движениям, снова собираясь полезть в сумку за чем-нибудь съестным.

Ах ты ж обжора бессовестная! Моя, значит?!

– А ты типа не причем, да? – возмутилась я. – Тебе типа не интересно было, чем он тут занимается? Я тебя насильно, что ли, сюда притащила?

– Не насильно, но ты не можешь отрицать, что это ты придумала – проверить свою дурацкую теорию с наркотиками. Могла бы просто не спорить и со мной и сделать вид, что согласи…

– Тшш! – ближе к выходу, я первая услышала щелчок наружной двери, которая вела в кабинет Воскресенского, и в панике прижала палец ко рту.   

– Прошу, мадам, – раздался глубокий, обволакивающий, как жидкий шоколад, голос, который нельзя было спутать ни с чьим другим. Марго быстро погасила телефонный фонарик и перестала шуршать чем бы то ни было.

***

– Хохохо… – голосом Эллочки-людоедки густо посмеялась очередная гостья Воскресенского. – Мне нравится, как вы меня называете… «Мадам». Очень галантно. Хотя, если вам интересно, я – скорее мадмуазель. Хохохо…

По звуку, она прикрывала рот рукой, когда смеялась – возможно, не считала собственную улыбку красивой. А возможно, сама понимала, как глупо она звучит.

– Не интересно, мадам. Прошу садиться. Принести вам чаю или кофе?

– Что вы, что вы… Я не хочу настолько вас затруднять. К тому же, когда я выпью кофе, у меня сразу же подскакивает давление… То есть, не то, чтобы подскакивает – гипертония это болезнь стариков, конечно, у меня же, наверняка, просто нервы… А возможно, психосоматика. Ну, вы понимаете?

Надо же, какая дура, отвлеченно подумала я, с интересом ожидая, что мой профессор ответит на весь этот словесный понос.

Справедливости ради надо признать, Воскресенский оказывал подобное влияние на женщин, и не только внешностью… хотя и внешностью тоже.