Соврать? А потом сбежать? Так, Марина, хватит. Деньги нужны? Нужны. Все. Вперед, работать!

Называю свой домашний адрес и вжимаюсь в кожаное сиденье, стараясь занимать как можно меньше места. Понятия не имею, как ездят в таких машинах: у меня ощущение, что сейчас неловким движением что-то поцарапаю или испачкаю что-то и все! Опять попаду на бабки. Как будто и без этого долгов мне мало.

Машина движется плавно, мягко и на удивление очень быстро, несмотря на плотный поток транспорта и пробки из-за дождя и окончания рабочего дня. Если бы я верила в то, что такое возможно, я бы подумала, что шофер робот.

Но пока что мы не в светлом роботизированном будущем. И обслуживать продолжают люди. Кто-то — вот так водит машины, а кто-то, как я, — убирается.

Мы подъезжаем к моему подъезду, и водитель успевает даже выйти и открыть мне дверь, пока я собираю свое затекшее от напряжения тело и поднимаю его с заднего сидения, больше похожего на диван в моем зале.

Водитель подает мне руку и помогает выбраться, даже раскрывает надо мной зонт, провожая до подъезда. Если кто-то из соседей сейчас смотрит в окно, он явно офигевает по полной. Даже знать не хочу, что он обо мне тогда думает.

Поднимаюсь в квартиру, где все еще не выветрился аромат маминых вчерашних возлияний, поэтому я, несмотря на дождь, открываю форточки и, старательно игнорируя ком тошноты от воспоминаний о крови, растекшейся по полу, собираю нужный инвентарь.

Еле-еле нахожу чистую насадку для швабры, складное ведро буквально сваливается на меня с верхней полки в кладовке… Когда мама успела все опять переложить? Она каждый раз как специально это делает! Я ругаюсь и бухчу, пытаясь запихнуть все в специальную сумку.

А потом вываливаю все из нее, и до меня доходит: мама прятала в ней пустые бутылки. Чтобы я не замечала. Устало сползаю по стене на пол. Я слишком много последнее время училась и мало уделяла внимания ей, поэтому все так и произошло.

На автомате все складываю, оставив бутылки валяться на пороге кладовки. Переодеваюсь в свободный спортивный костюм, который не жалко испачкать, надеваю кеды и меняю куртку. Все. Я готова.

Захлопываю дверь, перебирая пальцами связку, нахожу нужный ключ и вставляю в замочную скважину.

— Делом бы уже занялась! — слышу голос соседки, которая все еще ждет от меня полмиллиона рублей. — Своими тряпками много не заработаешь. Другим местом тебе, девонька работать надо, чтоб матушку свою отмазать. А то она-то как раз на это место слаба была. Держала бы себя в узде, глядишь, и не сидела бы сейчас за решеткой.

Покрываюсь красными пятнами от стыда с ног до головы. Никогда не была в этом замечена, но мне всегда это приписывали. Собственная мать пыталась меня под кого-то подложить. Да что с этим миром не так?

Игнорирую выпад соседки и спускаюсь по лестнице.

— Ты девственность-то свою продай и будет тебе счастье! — фыркает вслед соседка. — А то у таких, как ты, по-другому денег как не было, так и не будет.

На последних словах за мной захлопывается подъездная дверь, и я выхожу под противные моросящий дождь. Хочется подставить лицо дождю, чтобы охладить пылающие щеки и скрыть те огненные капли, что стекают по моим щекам. Но ожидающий меня водитель тут же подставляет зонт и забирает у меня сумки.

— Садитесь, сейчас поедем к месту заказа.

Как же все это… Странно, подозрительно… И почти все равно. Именно сейчас, когда мне напомнили о моей самой большой ошибке.

Даже если бы я решилась на то, о чем говорила соседка, продавать бы было уже нечего.