Полная жопа!

Я отползаю от двери,подхожу к раковине и, включив воду, яростно умываю пылающее лицо. Хватаю с полочки зубную пасту и скептически смотрю на единственную щетку. Ну нет, это уже будет перебор.

Поэтому я выдавливаю пасту на палец и еложу с не меньшей яростью им во рту. Наклоняюсь, набираю в рот воду и, прополоскав, сплевываю. На языке и зубах остается мятная горечь. Может, если я уничтожу все напоминания о только что случившемся, то этот шок быстро пройдет?

В зеркальном отражении на меня смотрит мое ошалевшее и хмурое лицо. Я еще раз сплевываю в раковину, мочу руку и тру шею, где мажорчик прошелся языком, а потом закрываю кран и иду обратно к двери.

Нет, Кира, война еще не окончена. Держись! 

Я выхожу обратно на кухню и сразу же вижу звездуна, который сидит за небольшим столом и задумчиво ест. Что, тоже заедаешь мой вкус, наглая скотина?

Котик сидит на полу возле стола и умоляюще смотрит на парня.

Мажорчик поднимает взгляд на меня. Такой абсолютно спокойный, будто ничего особого и не произошло сегодня. Хотя, чего удивительного? Наверняка у него просто дочерта фанаток, готовых с разбегу запрыгнуть к нему в постель. Это только я тут немножко в шоке.

— У тебя возле рта что-то белое, — усмехается внезапно парень, — надеюсь, это не бешенство? А то мы буквально сейчас обменивались слюнями…

Я возмущенно хватаюсь за лицо, ощупывая. Возле губ шершавая и мятная полоса.

— Это зубная паста, придурок! — фыркаю я, — я решила почистить зубы после этого обмена слюнями, как ты выразился!

— Надеюсь, не моей щеткой? 

— Именно ею. Еще и унитаз решила заодно помыть. Она неплохо помещается под его ободок, где, если верить рекламе, больше всего микробов.

Он прикрывает на секунду глаза, вздернув брови. 

Так тебе и надо. Ишь ты, «обменивались слюнями»! Свинья. Я тут это безобразие поцелуем называю, а он…

— Слыш, коза, — спокойно произносит парень, — я заранее расставлю все точки над «и», а ты включи хорошенько мозги и подумай над моими словами.

«О Боже, он сейчас будет говорить о том, что один поцелуй ничего не значит!» — мелькает в голове мысль, и я издаю стон, закатывая глаза. Нет, ну только не эти неудобненькие разговоры. Поцеловались — разбежались, че точки-то расставлять?!

— Ты можешь сколько угодно пакостить мне таким тупым образом, — продолжает парень, а я удивленно воззряюсь на него, — чистить щеткой унитаз, жрать мою еду, даже дрыхнуть в кровати и таскать мою одежду. Если моя тварь-сестричка рассчитывает, что я в ужасе съеду из дома, освободив его ей для проживания, то можешь при встрече передать, чтобы она вместо членов почаще перед глазами держала умные книжки. Может, в следующий раз выйдет придумать более охерительный план.

— Ей нужен дом до конца месяца, мажорчик, — я понимаю, что поговорить он решил о другом. Ну слава богам.

— С хера ли такая спешка?

— Спустя месяц приедет ее парень, с которым она хочет поселиться сюда, — пожимаю я плечами.

Мажорчик смотрит на меня каким-то больно тяжелым взглядом. Тяжелым для звездуна соцсетей, кривляющимся на камеру.  

— Парень, который может нанять своей подстилке телохранителей, но селится в чужой дом? Чудище, кто из вас врет — ты или она?

Я растерянно моргаю. Погодите, и вправду же. 

— Может, ты видела не телохранителей, а ее обкурышей—друзей?

— Не знаю, — медленно произношу я, восстанавливая по сценам все картины наших встреч, — нет, наверное. Не уверена. Сегодня, когда она начала курить в машине, один из них обратился к ней по имени-отчеству и сказал, что какой-то Антон Петрович… или Павлович — не помню! Будет ругаться за это. Не думаю, что друзья ломали бы такую комедию. Ради чего?