____
Антон Лисов младший.
14 лет. Умный, целеустремленный. Живет с мамой, "дышит" музыкой. Несколько лет знает, кто его отец. Спасибо фотографиям и Али за откровенность.

3. 3. Лис старший

«Закат в деревне по-особенному прекрасен. Ты просто не представляешь, как восхитительно наблюдать за ним воочию. Особенно где-нибудь на лугу, где только ты и мать-природа. И нет ничего больше. Как и никого больше. Ты только представь, какая это красота.

Когда солнце опускается за горизонт, когда небо окрашивается в оранжево-малиновый цвет, а над летними цветами порхают разноцветные бабочки, жужжат неутомимые пчелы и важные шмели, ты понимаешь, что лучшего места для творчества просто нет. Именно в такие моменты ко мне приходит вдохновение. Мне хочется писать, читать и просто танцевать, а вокруг луговые цветы и их волшебный аромат.

Это так прекрасно», — любила рассуждать о лете в деревне Аля, когда я, закинув руку за голову, расслабленно лежал на ее коленях и пялился в безмятежное небо.

После пар мы часто проводили время в парке. Она не готова была идти ко мне, я отказывался знакомиться с ее мегерой-мачехой. Мне с лихвой хватило одной встречи, чтобы начать продумывать план по вытаскиванию Али из «безумно любящей семьи».

Да вот только я не успел…

С ранних лет меня окружают городские джунгли и грязный воздух. Аля называла его «невидимым убийцей» и при любой возможности выбиралась на природу. Конечно, тащила меня с собой. Я следовал за ней, как теленок на привязи. Будь то зима или лето — неважно.

Важно было одно — она не любила городскую суету, не любила свой дом и практически не появлялась в нем. Ее радость и мечта — домик в деревне у бабушки.

Домик, в котором я так и не успел побывать.

Сжав до побелевших костяшек руль, отчаянно моргаю, пытаясь понять, а по тому ли адресу вообще приехал.

— Сука, — рыкнув, смахиваю со щеки одинокую слезу.

Я не плакал с пяти лет, мать с детства привила, что слезы для пацана — это слабость. И настоящий мужчина ни в коем случае не должен плакать. Я рос настоящим мужчиной. До сегодняшнего дня.

Сейчас я готов разреветься, как малое дитя, лишившееся любимой игрушки. Сердце разрывается от боли, стоит только подумать, что в доме, около которого я торчу больше часа, может жить мой сын.

И она.

Моя Аля.

Моргаю, откидываясь головой на кожаный подголовник. Там, за двухэтажным домом, все еще видно солнце. Ярко-желтый луч понемногу начинает опускаться, скоро он спрячется за горизонт — и наступит летняя ночь. Вместе с ней обострится слух на стрекот кузнечиков и лай собак. Днем это не замечается, как-то все проходит мимо. За несколько дней в деревне я успел в этом убедиться.

— Черт, — растираю грудь, чувствуя, как бабахает и не желает возвращаться к прежнему ритму сердце.

Вчера, сидя на крыльце и выкуривая очередную сигарету из пачки, я думал о том, как бы сложилась моя жизнь, будь она жива. А сегодня как обухом по голове. До сих пор чувствую себя контуженным.

Вскидываю взгляд, с позабытой жадностью рассматриваю дом. Кованый высокий забор, обвитый зеленью. Через него едва можно разглядеть внутреннее убранство двора. Коричневая крыша, желтый короб. На втором этаже маленький французский балкончик, украшенный плетущимися цветами.

В очередной раз прокручивая в голове слова парня, прикрываю веки. Шанс на то, что у меня внезапно начались галлюцинации, отпадает сразу. Лицо парня до сих пор стоит перед глазами, а за кадром мужики полоскают мне мозг.

Чувствую себя мудаком, который не смог оправдать надежды парня.

Взгляд привлекает ярко-рыжая тряпка. Смотрю на приборную панель. Сердце сразу ускоряется, давая понять, что я не так уж и молод. А то я, млять, не знаю этого? Лиса. Та самая маска лисы. Мое счастливое прошлое проходится по сердцу, словно ножом.