Пишут нередко, что он был евреем. Возможно. Ни подтвердить, ни опровергнуть я это не могу. У нас дома на эту тему никогда не говорили.
Ягоду я знал. Как и Ежов, он был очень приветлив с нами, всячески обхаживал моего отца. Когда мы приезжали из Тбилиси в Москву, Ягода был само радушие – предоставлял квартиру, машину. Словом, как и Ежов, очень хотел числиться у отца в больших друзьях. Оба знали, что отец на хорошем счету у Кирова и Орджоникидзе…
На том уровне не было секретом, что отец пользуется колоссальной поддержкой Кирова и Орджоникидзе. Оба рассматривали моего отца как своего ученика, и, скрывать не буду, это по их инициативе проходили все его назначения в 20-е – 30-е годы. Отец не без основания считался знатоком грузинских проблем, а Орджоникидзе и Кирова связывало с Грузией, Закавказьем многое. Так что ничего удивительного в том, что они следили за его карьерой, нет.
От отца знаю, что на XVII съезде его ввели в состав ЦК (он не был даже кандидатом в члены ЦК) по инициативе Сергея Мироновича Кирова и при активной поддержке Серго Орджоникидзе. Видимо, они сумели убедить тогда Сталина, потому что последнее слово было за ним…
Ягода был неглупым человеком и в силу должности столь же информированным. Он прекрасно знал, кто поддерживает отца, и вполне мог прогнозировать его дальнейшую карьеру. В таких случаях – а это был общепринятый метод! – всячески подчеркивалось дружеское расположение, на деле же накапливался материал на того или иного политического деятеля. И Ягода не был здесь исключением. Людей специально арестовывали и выбивали материалы на тех, кто мог оказаться конкурентом. При случае «компромат» мог быть положен на стол Сталину или доложен Политбюро. Исход предсказать нетрудно…
Еще задолго до перевода моего отца в Москву арестовывались невинные люди, чьи «признания о Берия» Ягода клал пока под сукно, надеясь при случае с ним расправиться. Причем, как правило, в свидетели и «соучастники» брали руководителей высокого ранга. Отец рассказывал, что именно так расправились со вторым секретарем ЦК Грузии Кудрявцевым, большим другом моего отца. После прихода в НКВД СССР отец затребовал материалы по его делу. Основной лейтмотив допросов был такой: «Дай показания, что Берия – троцкист!».
К чести Кудрявцева, никакие пытки его не сломили, и показаний на моего отца он не дал.
Этими же методами – а это были партийные методы! – действовал и предшественник отца на посту наркома внутренних дел Николай Ежов.
Из официальных источников:
Николай Ежов. Народный комиссар внутренних дел СССР с 1936 по 1938 год.
Родился в 1895 году в Петербурге. Рабочий. После февраля 1917 года вступает в большевистскую партию. В годы гражданской войны – военный комиссар. С 1922 года – секретарь Семипалатинского губкома Казахского краевого комитета партии. С 1927 года – в ЦК ВКП(б): заведующий Распределительным отделом. Отделом кадров ЦК ВКП(б).
Член ЦК ВКП(б) с 1934 года (избран на XVII съезде, вошедшем в историю как съезд расстрелянных). Тогда же становится заведующим Промышленным отделом ЦК, членом Организационного бюро, заместителем председателя КПК при ЦК ВКП(б). С 1936 года – секретарь ЦК ВКП(б), председатель Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), заместитель председателя Комитета резервов Совета Труда и Обороны СССР. На VII конгрессе Коминтерна избран членом исполкома Коминтерна.
Как секретарь ЦК непосредственно курировал НКВД, участвовал в подготовке политических процессов.
С 1 октября 1936 года – нарком внутренних дел. С января 1937 года – Генеральный комиссар государственной безопасности. В июле 1937 года награжден орденом Ленина «за выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД по выполнению правительственных заданий». Только в июне 1937 года Н. Ежов представил списки на 3170 политических заключенных к расстрелу. Тогда же Сталин, Молотов и Каганович их утвердили.